kinowar.com

Суспирия (Suspiria)

Зачекайте, будь ласка...

Ошеломляющее кино. И даже если вы ни черта в нем не поймете, оно все равно непременно вас ошеломит.

Ох, сложно начать с чего-то конкретного. Потому что в новой «Суспирии» слишком уж много всего. Настолько много, что все выливается через край: и смыслы, и эстетика, и амбиции, и глобализм, и музыка, и отсутствие музыки, и движение, и ритм, и язык плоти, и звук тела, рассекающего воздух во время танца, и тональность души, и история человечества. Начнем с того, что это вовсе не ремейк «Суспирии» Дарио Ардженто, культового мистического хоррора, вышедшего в 1977 году. Здесь совсем другая атмосфера, другой сюжет и другая героиня. И другой финал. Но вместе с тем «Суспирия» Луки Гуаданьино (режиссера обласканной критиками мелодрамы «Зови меня своим именем») – это абсолютная дань уважения оригиналу, почитание, преклонение перед мастером-соотечественником (Гуаданьино – итальянец, как и Ардженто) и попытка раскрыть новые смыслы, расплескать новые краски в уже, казалось бы, известной истории.

В первую очередь Гуаданьино снял свою «Суспирию» для тех зрителей, кому хорошо известен оригинал. Что было в фильме Ардженто? Была молодая героиня-танцовщица, американка (ее сыграла Джессика Харпер, которая появляется и в «ремейке», но в другой ипостаси), что приезжала из Штатов в Германию, а именно во Фрайбург, чтобы вступить в легендарную школу современного балета. Там как раз освободилось место: одна из учениц бесследно исчезла, якобы добровольно исключилась (но мы, зрители, видели, как она, преисполненная страха перед кем-то или чем-то, погибла при крайне загадочных обстоятельствах). Что примечательно, главная героиня, подъезжая на такси к зданию школы поздним вечером, в ненастную ветреную, дождливую, промозглую погоду, видела, как девушка, охваченная ужасом, истерикой и паранойей, бежала сквозь черный, густой лес от незримого преследователя. В итоге, заняв место пропавшей ученицы в престижной балетной студии, американка сталкивалась с неким мистическим ужасом и под занавес обнаруживала, что все преподавательницы школы образуют зловещее кубло настоящих ведьм.

В фильме Ардженто сюжет, метафорически изобразивший змеиное кубло, которым часто называют балетный мир, шабашем ведьм, не был особенно важен, он был просто базисной основой под сочную, яркую краску, то есть под насыщенное аудиовизуальное оформление. Оригинальная «Суспирия» была жуткой сказкой о невинности, оказавшейся в когтистых руках кромешного зла. Ее действие хоть и происходило в конкретном городе, но разворачивалось в нарочито вымышленных, гротескных декорациях, схожих то ли с Зазеркальем, в которое попала Алиса, то ли с темным лесом, где Красная шапочка встретилась с Волком, то ли с красными коридорами Черного вигвама из сериала «Твин Пикс». Атмосфера оригинала была крайне экспрессивной, динамичной, кричащей, истеричной, густой и насыщенной. И, конечно же, как водится у Ардженто, экран был щедро залит алым цветом.

Совершенно противоположную картинку и совсем другое настроение создает Гуаданьино. И задает другой темп. Он погружает зрителя в предельно реалистичные и даже исторические декорации. Тот же 1977 год, та же Германия, в которую прибывает скромная американка. Только вместо Фрайбурга – Берлин, разделенный стеной на Восточный и Западный. Вместо сочных красок и причудливых архитектур – унылый серый бетон монструозных советских построек, интерьер которых такой же безжизненный и угрюмо-убогий, как и экстерьер, ни одного яркого пятна, за окном – бесконечные холод и сырость. Темп повествования размеренный и гипнотизирующий, а не истеричный. В разгаре «немецкая осень»: по радио и телевидению беспрестанно передают о похищении промышленника Шлейера Фракцией Красной армии и захвате самолета «Ландсхут». Мир, разделенный надвое, продолжает пожинать последствия Второй мировой войны и эпохи фашизма.

Смотрите легально на MEGOGO

Пожилой психотерапевт, дедушка-одуванчик, переживший Холокост и потерявший в концлагерях любимую жену, доживает никчемную и трагичную жизнь в одиночестве. Но прочитав дневник своей бывшей пациентки – ученицы балетной школы, что бесследно исчезла, – пытается разгадать, что за тайну скрывает танцевальная студия. Дедушка испытывает вину перед девушкой, которая безустанно твердила ему о ведьмах, а он ее пичкал успокоительным. В ведьм он и сейчас не верит, но верит в существование зла. И совесть мучит его за ошибки не только настоящего, но и прошлого.

Тем временем в балетной школе приезжая американка, поразившая всех самородным талантом, быстро становится любимицей строгой и требовательной мадам Бланк, главного хореографа и руководительницы балетной труппы.

К слову, занятная параллель. В «Суспирии» рассказывается об американке, приехавшей в Германию, то есть в Европу, конца 70-х, и очаровавшей местную публику. В «Зови меня своим именем» рассказывалось об американце, который приехал в Италию, то есть в Европу, начала 80-х и тоже очаровал местных. Правда, в мелодраме секс был сексом и красотой тела, а в «Суспирии» секс – это танец и магия телодвижения.

В фильме Ардженто тот факт, что преподавательницы школы были ведьмами, разоблачался ближе к финалу, эта разгадка секрета, собственно, и была кульминацией повествования. Но Гуаданьино выдает данную информацию практически сразу: как уже было сказано, он снял свою версию преимущественно для той аудитории, которая знакома с оригиналом. Практически сразу звучит и само слово – «ведьмы». И практически сразу мы наблюдаем их черную магию в действии: когда американка танцует, помазанная чарами мадам Бланк, в соседней комнате крючится и изнывает от боли другая балерина, опрометчиво выказавшая протест против преподавательниц, и кости ее безбожно ломаются и неестественно выворачиваются в такт каждому движению новоиспеченной примы.

Если главная героиня Дарио Ардженто была оплотом чистоты и невинности от начала и до конца, то героиня Луки Гуаданьино в исполнении Дакоты Джонсон (которая здесь, к слову, предельно, космически далека от плоского асексуального образа Анастейши Стил и демонстрирует тотальную притягательность) завораживает произошедшей с ее сущностью метаморфозой. Воспитанная в закрытой религиозной общине амишей (крайне консервативных аскетов), всю жизнь подавлявшая свое либидо, она впервые, во время танца, ощутила свободу и сексуальность. Звериную сексуальность и абсолютную свободу, недосягаемую в мире людей, свойственную только животным.

Собственно, танец в новой «Суспирии» (в старой на телодвижении не было никакого особого акцента) – это и секс, и свобода, и сумасшествие. Неслучайно первый свой танец героиня Дакоты танцует без музыки. Вы замечали, что человек, танцующий без музыки, то есть без какого-либо звукового сопровождения, отбивающего такт, даже если он танцует очень хорошо, профессионально, слаженно, все равно производит впечатление одержимого безумца, совершеннейшего полоумного фрика? И кажется, что история, которую он пытается рассказать телом, известна лишь ему одному и представляет собой большую иллюзию, то есть нечто, существующее в одной больной голове и невидное, недоступное всем остальным.

Может показаться, что Гуаданьино и вовсе дистанцируется от старой картины, во всем. Но ничего подобного. Его «ремейк» полон аллюзий (и как-никак обильно или даже обильнее некуда залит красным цветом в апофеозном финале). Например, акценты на волосах и линия с зубьями под заголовком на постере, которая, конечно же, похожа на гребешок для расчесывания волос. У Ардженто была сцена с личинками, которые падают с потолка на расческу и волосы ученицы. А у Гуаданьино героиня Дакоты Джонсон каждую ночь видит отвратительные сны с червями, кишками и волосами, а также со своим пуританским детством, где ее руки до крови и мяса прожигает утюг в наказание за мастурбацию. А когда мадам Бланк говорит ей: «Выбирай сама, кем хочешь стать в нашей компании: головой, сырьем, сердцем…», та отвечает: «Руками, я хочу быть руками».

Сны героини похожи на смертоносную запись с видеокассеты в «Звонке». Только там мы имели возможность рассмотреть каждый фрагмент жуткого послания покадрово, а здесь картинки пролетают молниеносно, причем все сны разные, так что очень хочется клацнуть стоп-кадр и разглядеть этот видеоряд в деталях, но увы. Разве что когда фильм выйдет на DVD, то есть легально появится в интернете.

Слово «suspiria» означает «диспноэ», то есть одышку. Украинские адаптеры перевели его для фильма как «бессонница». Дело в том, что диспноэ – это ощущение нехватки воздуха, что появляется либо при физической нагрузке, например, во время активного танца, либо в горизонтальном положении, то есть во время сна, и в таком случае дабы приступ прекратился и дыхание нормализовалось, нужно принять вертикальное положение, а следовательно, спать становится невозможным, то есть возникает бессонница. Ведьмы говорят о существовании трех праматерей: тьма, слезы и бессонница. И эти праматери ведут между собой распри за власть и главенство. Тьма – это абсолютное зло: войны, фашизм, геноцид. Бессонница – это страх, паранойя, безумие, истерия. Слезы – это стыд, угрызения совести и раскаяние, боль и печаль. Танцевальное представление, которое мадам Бланк поставила во второй половине 40-х, в послевоенной Германии, и разыгрывает в течение тридцати лет, называется «Volk», что в переводе с немецкого означает «народ, нация». Возможно, это стыд немецкого народа за содеянное. А быть может, это стыд всего человечества за глобальное зло, потому как иной вариант перевода слова «volk» – «люди».

И это стыд мужчин. Они всему виной. Если не брать в расчет монархов, власть которым доставалась по наследству, то в мировой истории едва ли найдутся женщины-диктаторы и женщины-тираны, самостоятельно захватившие власть и развязавшие войну, или истребившие целый этнос, или репрессировавшие полстраны за инакомыслие и несогласие. Впрочем, подле всякого Макбета есть леди Макбет, не так ли? Но, как ни крути, мир упырей планетарного масштаба вроде Сталина, Гитлера и Муссолини – это мир патриархов. Единственное – у каждого упыря непременно имеется мать, виновная в том, что он появился на свет.

Некоторые критики назвали «Суспирию» Луки Гуаданьино «женоненавистнической» и поспешили окрестить итальянца «новым фон Триером». Но разве может быть женоненавистническим то, что преисполнено радикального феминизма? Ведьмы Гуаданьино – явственные, бескомпромиссные феминистки. Помимо очевидного, откровенного насмехательства над мужским достоинством в одном из эпизодов, в фильме есть заключительная глава (заключительный акт), который называется «Разрезанная груша». И да, на экране действительно появляется упомянутый фрукт в разрезанном виде. Но согласитесь, груша – это отчетливый фаллический символ.

И дабы не нарушать щепетильный феминоцентризм своего проекта, режиссер единственную мужскую роль в картине тоже отдал женщине. Не будет спойлером сказать, что Тильда Суинтон сыграла не только мадам Бланк, но и старика-психотерапевта (папарацци давным-давно этот момент проспойлерили, выложив фото со съемочной площадки, на которых актриса вышагивает в черном «партийном» каракулевом пальто и каракулевой шапке-«москвичке», сгорбленная и едва различимая, но все же различимая под гримом). В титрах исполнителем этой роли значится некий Лутц Эберсдорф, которому в рамках легенды даже создали профиль на IMDb, но в действительности такого актера, конечно же, не существует. Он – малая часть большой иллюзии, именуемой чарующим словом «синематограф».

Анастасия Лях

Suspiria

Suspiria

Suspiria

Suspiria

Suspiria

Suspiria

Suspiria

Suspiria

Suspiria

Suspiria

Suspiria

Suspiria

превью

Suspiria

Суспирия (Suspiria)

2018 год, Италия/ США

Продюсеры: Лука Гуаданьино, Дэйв Кайганич, Франческо Мельци д’Эрил

Режиссер: Лука Гуаданьино

Сценарий: Дарио Ардженто, Дария Николоди, Дэйв Кайганич

В ролях: Дакота Джонсон, Тильда Суинтон, Хлоя Грейс Морец, Миа Гот, Джессика Харпер, Ангела Винклер, Рене Саутендейк, Ингрид Кавен, Сильви Тестю, Малгозия Бела

Оператор: Сэйомбху Мукдипром

Композитор: Том Йорк

Длительность: 152 минуты/ 02:32

Зачекайте, будь ласка...

Коментарі