Все деньги мира (All the Money in the World)

Основанный на реальных событиях драматический триллер Ридли Скотта «Все деньги мира»: напряженный, реалистичный, эмоциональный и немножечко назидательный, который учит, казалось бы, прописной истине: деньги – не главное, но делает это искусно, убедительно, ювелирно.

В основу сценария легла история, произошедшая во второй половине 70-х в Италии, где был похищен внук американского нефтяного магната и коллекционера древних артефактов Пола Гетти. Киднепперы потребовали семнадцать миллионов долларов, но старик-толстосум, будучи слишком скупым и прагматичным, отказался платить, хотя его состояние измерялось в миллиардах, а не миллионах.

«У меня четырнадцать внуков. Если я буду платить по семнадцать миллионов за каждого, я разорюсь», – говорит Пол Гетти репортерам в фильме.

К слову, в то время как старика Гетти сыграл Кристофер Пламмер, роль юного Пола исполнил Чарли Пламмер. И можно было бы, конечно, подумать, что похищенного внука сыграл внук актера в реальной жизни, но нет, мальчик по случайному совпадению является просто однофамильцем.

Начало фильма отправляет нас на несколько лет назад, когда внук миллиардера, которого тоже зовут Пол, еще мал и слушает деда с открытым ртом, и наивно верит словам про то, что он для него особенный. Людям, которые создали самые могущественные финансовые империи, часто не везет с отпрысками, на которых те так рассчитывали и возлагали всяческие надежды. Не повезло с сыном и Гетти: из любителя выпить тот быстро превратился в законченного наркомана, так что невестка Гетти подала на развод, отказавшись от денег, но отстояв единоличную опеку над тремя детьми. Но когда в телефонной трубке услышала голос похитителя, озвучившего свои условия, то, конечно же, обратилась за помощью к свекру, явно не ожидав услышать столь циничный и категоричный отказ.

Смотрите легально на MEGOGO

Личность миллиардера совсем не сразу выглядит однозначной, однозначно отталкивающей и отрицательной, к этому факту Ридли Скотт подводит зрителя постепенно. Например, тайком от бывшей невестки Гетти поручает своему доверенному лицу полететь в Италию, выяснить обстоятельства и вернуть пацана домой (магнат уверен, что мальчишка либо неудачно пошутил, либо сам организовал собственное лже-похищение, дабы «немного» раскошелить дедушку), и даже велит позаботиться о матери мальчика, но так, чтобы та не заметила. Казалось бы, Гетти – вовсе не монстр. А то, что не захотел пожертвовать деньги на операцию мужа некой посторонней женщины, написавшей жалостливое письмо, – вроде как нормально. Ведь таких писем приходит миллион, и все что-то просят, а удовлетворить просьбы каждого невозможно, да и мошенников среди просителей наверняка предостаточно.

Словом, Гетти – вроде как заложник собственного богатства, потому что, с одной стороны, имеет полное право тратить честно заработанные миллиарды на то, на что хочет (на оригиналы Моне или Мане, на статуэтки, представляющие музейную ценность); с другой – его все проклинают, потому что любой экспонат из его частной коллекции стоит гораздо дороже, чем операция, способная спасти кому-то жизнь. А ведь человеческая жизнь как бы бесценна. Но точно не в представлении Гетти, который уверен, что все имеет свою конкретную цену. И жизнь его внука Пола на сегодняшний день на рынке ценных бумаг стоит ноль.

В том, что Пламмер скоропостижно заменил Кевина Спейси, есть как минимум один плюс (уберем в сторону секс-скандал, который непосредственно к актерской игре не имеет никакого отношения). Этот плюс в том, что перед нами живое лицо актера, который целиком соответствует по возрасту своему персонажу, а не тонны наложенного грима, который, судя по старому трейлеру с участием Спейси, был вовсе не так удачен, как грим Гари Олдмана в «Темных временах». К тому же Пламмер действительно поразительно убедителен в образе, в который ему довелось вжиться в катастрофически сжатые сроки.

Параллельно с поиском мальчика и упертостью старого скряги Ридли Скотт показывает противоположную сторону этой истории, то есть плен и похитителей. Перед нами живописный, колоритный, но пугающе криминальный и нищий юг Италии, где владелец подпольного цеха, клепающего женские сумочки с заветной биркой «мейд ин итали», по совместительству оказывается боссом мафии. Но пока там, далеко, родной дед без зазрения совести заявляет, что готов заплатить ровно нисколько, здесь, среди людей совершенно чужих и казалось бы безжалостных и беспринципных у затравленного и изнеможенного парня неожиданно появляется друг. И их странным образом сложившиеся отношения действительно трогают. И за судьбу мальчишки по-настоящему переживаешь.

И этот юный Пол Гетти становится заложником не только буквально, не только из-за закрытой клетки и веревок на руках и ногах, но и фигурально, то есть заложником своего громкого имени, заложником своего мелькающего со всех телеэкранов лица, когда перед ним закрывается каждая дверь каждого дома каждого рядового горожанина, не желающего ввязываться в историю, где фигурируют миллионы и мафия.

Авторы фильма предупреждают: основано на реальных событиях, но есть место художественному домыслу. В фильме действительно много показательных, символичных, аллегоричных моментов, которых в реальности вполне могло не быть и, скорее всего, таки не было. Но они однозначно уместны и однозначно усиливают должный эффект.

Мы видим, как властный, надменный, влиятельный человек постепенно превращается в несчастного, одинокого параноика. И неслучайно стопки, нет, даже груды газет, оставленные у двери его роскошнейшего поместья, разлетаются от порыва ветра, будто стопки, груды денежных банкнот, и он тщетно пытается их удержать, и все движения его рук лишь бессмысленно сотрясают воздух.

В финале Пол Гетти держит в руках купленную за полтора миллиона картину, на которой изображена мадонна с младенцем. «Прекрасное дитя, прекрасное дитя», – шепчет старик. Можно подумать, что под конец он наконец проникся любовью к ребенку, которому когда-то дал надежду считать себя особенным, не таким, как безликие просители из многочисленных писем. Но если вспомнить конвейерную туристическую фигурку за десять баксов, подаренную под видом дорогостоящего предмета древности, и высеченный из камня бюст самого себя, экстраординарного эгоиста, то сцена с младенцем на полотне интерпретируется совсем по-другому: герой до последнего восхищается не живым, а нарисованным мальчиком, восхищается тем, что имеет цену, пусть и очень высокую, и игнорирует то, что ни в каких денежных эквивалентах не измеряется.

Анастасия Лях

All the Money in the World