Три лица (Se rokh)

Известный гуманист, защитник человеческих прав и свобод, критик варварских (особенно по отношению к женщине) мусульманских законов Джафар Панахи, продолжающий у себя на родине отбывать наказание как политический преступник, снял в условиях домашнего заключения и официального правительственного запрета снимать кино еще один фильм, четвертый по счету после судебного вердикта.

Это опять-таки полудокументальное полотно, по понятным причинам сильно ограниченное в финансовых и технических средствах, где одну из ведущих ролей исполняет сам Панахи. И играет он опять же самого себя – опального кинорежиссера Джафара Панахи. «Нет, мама, не волнуйся, я не поехал снимать очередной фильм, я сижу дома», – говорит Панахи волнующейся матери по телефону. Но в действительности он, конечно же, поехал снимать кино. А что ему еще делать? Как высказаться?

«Три лица» оказались не столь триумфальными, как предыдущая работа «Такси», в которой было больше юмора, больше забавных отсылок и любопытнее с кинематографической точки зрения форма (все действие происходило в обычном такси, водителем которого был Панахи, причем подвозил он самых что ни на есть реальных пассажиров, которые понятия не имели, что попадут в его фильм). Но тем не менее каннское жюри отметило картину за лучший сценарий.

Украинская премьера «Трех лиц», которые вряд ли выйдут у нас в прокат, состоялась в рамках 9-го Одесского кинофестиваля.

На этот раз Панахи играет не главную роль. Он – некто вроде посредника и наблюдателя в истории про трех женщин. Первая – юная девушка из забитой иранской деревушки, которая мечтает быть киноактрисой и уже даже поступила в институт в Тегеране, но родственники, задумавшие силой выдать ее замуж, не хотят пускать учиться. Мол, не женское это дело, женское дело – быть хорошей, послушной женой.

Смотрите легально на MEGOGO

Вторая – современная популярная звезда иранского кинематографа Бехназ Джафари в исполнении Бехназ Джафари, которой девочка из деревни адресовала видеообращение, якобы предсмертное: на видео она стоит на фоне скал и готовится влезть в петлю, утверждая, что не хочет жить той жизнью, которую ей навязывает семья, и что только госпожа Джафари может ее понять.

Третья – пожилая женщина, в прошлом актриса, родом из той же деревни, в которой живет отчаянная самоубийца. После Исламской революции ее перестали снимать в кино, и она вынуждена была вернуться в родной поселок, где стала отшельницей и посмешищем для местных провинциалов, живущих по ретроградным законам.

Джафар Панахи снова играет и со зрителем, и с участниками своего фильма. Он показывает актрисе Бехназ Джафари страшный видеоролик и подбивает ее вместе поехать в деревню, где живет девочка, и выяснить, что же на самом деле произошло, и если непонятая односельчанами и родными несчастная и впрямь себя убила, то как минимум отыскать ее могилу. «Это не монтаж, видео реальное, говорю вам как профессионал. Я не вижу здесь склеек. Девочка никак не смогла бы так качественно смонтировать запись в деревенских условиях», – заверяет Панахи. «Ой не знаю… Не дурите ли вы меня? Ведь недавно вы хотели прислать мне сценарий какого-то нового фильма, где речь идет как раз о суициде и где для меня есть роль», – сомневается актриса, подозревая режиссера в обмане.

И зритель тоже сомневается и гадает: подстроил Панахи историю с девочкой, инсценировал ситуацию, или же все произошло в самом деле? И какова в этом роль Бехназ Джафари? Знает ли она, что снимается в фильме, или является «жертвой» виртуозной мистификации? Собственно, частично ответом на эти вопросы является награда за лучший сценарий.

«Три лица» – это и комедия, и драма, и роуд-муви, и детектив. Путешествуя по деревне, от дома к дому, общаясь с ее жителями, режиссер и актриса выступают кем-то вроде просветителей, которые в восемнадцатом веке, в эпоху Просвещения, пришедшую вслед за Возрождением на смену темным Средним векам, боролись с религиозным фанатизмом, невежеством и мракобесием, за свободу, права и равенство, и несли в народ свет знаний и передовой мысли.

Эпоха Просвещения, как известно, была естественным продолжением эры гуманизма, которая пришлась на пятнадцатый век и продвигала идею человеколюбия и понимания всяких его, человека, потребностей. Гуманисты утверждали, что каждый человек имеет право самолично определять смысл и форму собственной жизни.

Именно этим и занимаются в фильме режиссер и актриса. Они не критикуют старый уклад и традиции, которых придерживаются люди, встречающиеся у них на пути. Они их уважают, отвечают благодарностью на гостеприимство, а с недоброжелателями стараются не связываться. Но вместе с тем пытаются до них донести, в частности до родственников пропавшей девочки, которая, возможно, мертва, что те были неправы, навязывая ребенку собственную жизненную модель и игнорируя ее желания и взгляды. По ходу путешествия выясняется, что девочка из-за своего свободомыслия была в деревне белой вороной и все ее сторонились.

Юная героиня истории является зеркальным отражением старой актрисы, которая превратилась в изгоя, местного юродивого. Но в руках третьей героини, современной актрисы, переменить ситуацию. Название картины «Три лица» или «Три персоны» можно считать отсылкой к бергмановской «Персоне», в которой рассказывалось о знаменитой актрисе, что однажды посреди спектакля внезапно оцепенела и перестала говорить. Бергман говорил о социальных масках, которые приходится носить, и о маске лицедея, актера, которую, казалось бы, всегда можно снять, но может случиться и так, что под ней ничего не окажется, сплошное молчание.

Тут уже стоит провести параллель с самим Панахи, который однажды, подобно бергмановской героине, перестал говорить, то есть «перестал снимать кино». И даже снял фильм под названием «Это не фильм». Он лишился маски и стал в своих фильмах, которые вроде как и не фильмы вовсе, самим собой.

В «Трех лицах» есть выразительный символ – узкая деревенская дорога, на которой не могут разминуться две машины. В этом образе, в этой узкой дороге – миллион подтекстов и смыслов. На ней нельзя разминуться востоку и западу, старому и новому; нельзя разминуться выдумке и реальности, игровому и документальному кино… Но там, где нельзя проехать, всегда можно пройти пешком.

Анастасия Лях

превью