Леди Макбет (Lady Macbeth)

«Леди Макбет» – британская экранизация небезызвестного очерка Николая Лескова «Леди Макбет Мценского уезда». И это уже не фильм-предостережение о неминуемой расплате за жажду власти и пролитую кровь, коим были трагедия Шекспира и произведение-отсылка русского прозаика. Это торжество извращенного феминизма и абсолютного зла, поглотившего женщину, что слишком долго была на привязи, но однажды сорвалась с цепи.

Действие разворачивается во второй половине XIX столетия, как и в первоисточнике, но из тоскливой российской глубинки перенесено на ветреные и неуютные просторы мрачного и холодного английского графства. Следовательно, главная героиня Катерина превращается в Кэтрин. Юную привлекательную особу выдают замуж за немолодого и несимпатичного богача, престарелый циничный отец которого просто-напросто купил сыну невесту. Девушка в браке не просто несчастна, но затравлена и унижена, как запуганный домашний зверек в клетке у живодеров. Новоявленный супруг к ней не прикасается, но заставляет раздеваться и стоять голышом до тех пор, пока он не ублажит себя сам. Страх, обида и отвращение, поселившиеся в теле и душе Кэтрин, смешиваются с неудовлетворенным женским либидо. И когда благоверный вместе с не менее отвратительным свекром уезжают из дома по делам, она соблазняет молодого, крепкого, брутального батрака.

Очерк Лескова в разное время экранизировали польский мэтр Анджей Вайда, советский и украинский режиссер Роман Балаян, снявший в главной роли Наталью Андрейченко, и даже один из ярчайших представителей постсоветского российского кинематографа Валерий Тодоровский, представивший современную интерпретацию под названием «Подмосковные вечера».

Но британская версия не похожа ни на одну из предыдущих постановок. Во-первых, потому что она британская, а следовательно, далекая от славянской ментальности и культуры (хотя именно британцы превосходно переснимают русскую классику). Во-вторых, потому что она передает женский взгляд на изложенные Лесковым события: режиссером «Леди Макбет» выступил Уильям Олдройд, однако сценарий написала Элис Берч.

Большая часть действия происходит в угрюмых и аскетичных темно-коричневых декорациях, единственным ярким пятном в которых становится насыщенно синее платье Кэтрин. Камера подолгу задерживается на ее прямой, холодной, почти что безжизненной фигуре, которая украшает центр статичного симметричного кадра. Она похожа на одинокую статую, которую инкрустировали в пустую гостиную. Но все меняется, когда Кэтрин заходит в хлев и видит, как несколько работяг издеваются над чернокожей прислужницей, раздев ее догола и подвесив в мешке, будто скотину. Увиденное пробуждает в героине животную похоть и животную жестокость.

Смотрите легально на MEGOGO

Управляя персонажами, действием и диалогом, авторы нарочито используют множественные параллели и уподобления зверью. Служанка, встретив батрака, выгуливающего пса с хозяйской псарни и давеча ночью побывавшего в спальне госпожи, двусмысленно говорит о привязи и свободе, употребляя местоимение «она»: то ли собака, то ли Кэтрин. Рабочие, подвесившие прислугу, приравнивают девушку к свинье. Она же позже, разгневав старого хозяина, становится по его приказу на четвереньки и уползает подобно наказанной и побитой шавке. А самым неприятным, страшным и дискомфортным кадром оказывается разлагающаяся плоть коня, застреленного героиней, рифмующаяся с разложением ее заблудшей, падшей, почерневшей до необратимости души.

Музыкальное сопровождение в фильме минимизировано. Куда большее значение и воздействие на зрителя имеют тишина и звуки: всхлипывания, шуршания сухих листьев и накрахмаленных юбок, которые в иной трактовке и при иных обстоятельствах вполне могли бы быть поэтичными, но здесь имеют такой же эффект, как ерзанье гвоздя по стеклу.

Ждет ли Кэтрин наказание за преступление? Ждет ли ее безумие, поглотившее шекспировскую леди Макбет, которая не выдержала груза содеянного, или же ждут разоблачение, ревность и гибель, уготованные для Катерины? Ничего подобного. Кэтрин, придуманная Элис Берч, – это зараза, чума, паразит, что выживает за счет другого и питается чужими страданиями, что не горит в огне, не боится вакцин и выжидает, когда подвернется новый объект. Она – как кошка, однажды испробовавшая сырое мясо и уже неспособная довольствоваться кормом.

Служанка и Кэтрин – два антипода, две крайности одного нездорового феминизма, не в значении политической борьбы за права слабого пола, а в смысле проявления женской сущности. Первая, молчаливая и безропотная, – феминизм на нулевой стадии, опущенный, что называется, ниже плинтуса; собака, которая никогда не зарычит и не укусит, сколько б ее не истязали. Вторая, переступившая все допустимые грани, – это стадия, пережившая пик и перебродившая в ядовитое пойло.

Анастасия Лях