120 ударов в минуту (120 BPM)

Французская драма «120 ударов в минуту», получившая в Каннах Гран-при, приз кинокритиков ФИПРЕССИ и Квир-Пальмовую ветвь за освещение ЛГБТ-темы. И хотя события фильма разворачиваются в 90-х, его проблемы и сегодня актуальны и важны.

Нормальный пульс человека в среднем составляет 70 ударов в минуту. 120 ударов – это сильно учащенное биение, которое может быть как следствием влюбленности, волнения, переживания страстей; так и предвестником скорой смерти.

Париж начала 90-х, изображенный сценаристом и режиссером Робином Кампильо, совсем не похож на шаблонный город влюбленных, самое романтическое место на планете с торчащим шпилем открыточной башни. Здесь влюбленные умирают от СПИДа в поносе и рвоте, а вместо торчащего шпиля – эрегированный пенис в анусе на черно-белом агитационном плакате, призывающем задуматься о безопасности анального секса.

В центре повествования – общественная организация Act-Up. Это группа активистов, которая пытается привлечь внимание к проблеме ВИЧ (по количеству инфицированных Франция лидирует среди стран Западной Европы). Несмотря на то что вирус косит людей уже около десяти лет, государство продолжает придерживаться политики замалчивания: информация о болезни не распространяется, пропаганда использования презервативов как единственного способа защиты не проводится. Поэтому члены Act-Up берут эту функцию на себя. Они не только информируют, но и регулярно устраивают не насильственные, но довольно агрессивные акции протеста против бездействия госструктур и политики затягивания фармацевтических компаний, которые искусственно задерживают результаты исследований и выход нового лекарственного препарата на рынок.

На фоне громких и темпераментных дебатов, демонстраций и многочисленных «кровавых» демаршей (активисты забрасывают фармацевтические офисы бомбочками с «кровью», которая на самом деле является смесью краски, воды и клея) разворачивается чувственная история любви между здоровым парнем и ВИЧ-позитивным. Вернее, не столько любви, сколько агонии.

Смотрите легально на MEGOGO

Сходу бросается в глаза, насколько европейское кино о СПИДе отличается от голливудского. Какой бы прекрасной ни была «Филадельфия», она зацикливается на вопросах в данном контексте поверхностных, символических: как важно, чтобы тебя после болезни воспринимали так же, как до нее, и не брезговали пожать руку. Причем все держится на Хэнксе, который вызывает бесконечную жалость. Какой бы выразительной ни была «Джиа», она сосредотачивается на умирающей красоте, а не на умирающем человеке. Причем красоту героиня убивает собственными руками. Каким бы убедительным и стильным ни был «Далласский клуб покупателей», фильм-воспитание, трансформирующий брутального техасца-гомофоба в дружественного гомофила, единственное, что остается в памяти по прошествии времени, – это распиаренная худоба МакКонахи и Лето.

«120 ударов в минуту» избегает жалости (героям не нужны абстрактные слезы и сочувствие, или видимость уважения, они нуждаются в предельно конкретных вещах – лекарстве и обнародовании эпидемии); избегает обвинений (мол, сами виноваты, не надо было заниматься беспорядочным сексом, еще и анальным, колоть героин и т.д.); избегает поучения и осознания ошибок (здесь нет ни одного персонажа, который как-то существенно изменился бы в ходе повествования, пережил бы нравственную метаморфозу, перешел бы от негатива к позитиву); избегает триумфа (победа не достигнута, протесты прогрессируют); избегает центричности (здесь нет ярко выраженного центрального героя; личное уступает место коллективному); избегает нарочито драматичного, картинного финала (смерть воспринимается как облегчение и одновременно продолжение борьбы, неизбежность и почти обыденность, как капля в море важного неутомимого движения; посему заключительным аккордом становится ирония, не скорбь и не патетика: мать скончавшегося парня и активисты делят его прах, который он завещал развеять на циничных страховщиков, которые ничем не лучше фармацевтов).

Примечательно, как максимально приближенная к документальной манера изложения, наполненная изнуряюще долгими и многословными спорами о дальнейших планах и стратегиях, лишенная всякой декоративности и лирики, сочетается с предельно поэтичными врезками: в замедленной съемке, в расфокусе отчаянно танцующих и веселящихся героев, на переднем плане проступают частицы пыли, отмершие частички человеческой кожи, и постепенно, будто под микроскопом, на глазах у зрителя превращаются в пораженные вирусом клетки иммунной системы. Точно так же прозаичные взрывающиеся пакетики с пунцовой краской рифмуются с поэтичным сновидением, где вся парижская Сена окрашивается в багровый цвет.

Если ввести в поисковой строке слово СПИД и выбрать изображения, практически все выданные поисковиком картинки будут частично красного цвета, потому что именно с красным ассоциируется эта болезнь. Собственно, символ борьбы с вирусом – красная ленточка, придуманная художником Франком Муром в 1991 году. При этом красный – это и кровь, зараженная кровь, которая наводит такой же ужас, как некогда бубоны чумы или лепромы проказы; и любовь, что обрушила на человечество мор (со словом «любовь» в поиске, понятно, то же самое). Будто кто-то там «наверху» действительно задумал нас истребить: будем спариваться – умрем от ВИЧ, не будем спариваться – просто вымрем.

Анастасия Лях