Молчание – золото. А молчание в кино – платина. С 28 по 30 июня в двух самых кинематографичных украинских городах Киеве и Одессе (самых кинематографичных хотя бы потому, что там проходят Киевский кинофестиваль «Молодость» и Одесский МКФ, а также потому, что именно там находятся единственные украинские киностудии: Одесская и им. Довженко) в очередной раз пройдет ежегодный и совершенно уникальный фестиваль архивного кино «Немые ночи», объединяющий старое и новое, винтаж и тренды, немой кинематограф и современную музыку.
В этом году смотр пройдет с подзаголовком «Возвращение», что означает возвращение на родину двух потерянных украинских картин. Первая – документальный научно-популярный фильм 1930 года «Человек и обезьяна», пытающийся проследить эволюционный переход от примата к homo sapiens. Лента была обнаружена в японском киноархиве и благополучно возвращена домой. Вторая – аллегорическая сатирическая комедия 1931 года «Свиньи всегда свиньи» (или «Станция «Пупки»), рассказывающая о двух морских свинках, которых заставляют сойти с поезда на станции «Пупки» за… нет, не за проезд зайцем, а за то, что они – свиньи, а свиньям якобы не место в одном вагоне с людьми (но кто в этой истории истинные свиньи, еще придется разобраться). А эту ленту отыскали в немецком киноархиве и после ряда переговоров и договоренностей тоже вернули «маме», то есть в Украину.
В нынешнюю программу вошли еще два украинских немых фильма, которым посчастливилось возвратиться в родные края несколькими годами ранее и которые уже были продемонстрированы отечественной публике, в частности под аккомпанемент группы «Вагоновожатые». Это «Ордер на арест» 1926 года, разворачивающийся на фоне Гражданской войны после прихода к власти большевиков и повествующий о женщине из красной армии, которую допрашивает белогвардейский офицер, но та упорно молчит (то есть тут мы получаем молчание в квадрате: техническую немоту тогдашнего кинематографа плюс концептуальное безмолвие сильной и непоколебимой героини). А вторая лента – «Ветер с порогов» 1930-го, главную роль в котором сыграл легендарный театральный актер Николай Садовский (причем это его единственная большая роль вне сцены, то есть на экране). С одной стороны, это типичная советская агитка про строительство Днепровской ГЭС и индустриальный «рай», выстроенный большевистской властью. С другой – семейно-бытовая драма о конфликте сына и отца, оказавшихся по разные стороны баррикад, и социально-культурная драма об уничтожении украинского села и подавлении украинской идентичности.
Также в программе есть две картины, снятые за рубежом, но в съемках которых принимали участие украинские эмигранты, бежавшие за границу от нового, советского, режима (так что их демонстрация – тоже в некотором смысле возвращение домой). Первая – немецкая «Башня молчания» 1925 года, главную роль в которой исполнила муза режиссера Йоханнеса Гутера Ксения Десни, родившаяся в Киевской области под фамилией Десницкая, но эмигрировавшая в Германию и ставшая большой звездой немого европейского кино. В этом фильме Десни сыграла молодую девушку, которая томится в темной башне во власти старого сумасшедшего отца-изобретателя, эдакую Рапунцель в ожидании прекрасного принца-спасителя. Вторая лента – опять же немецкий «Адъютант царя» 1929-го, остросюжетная шпионская лав-стори, поставленная украинским режиссером Владимиром Стрижевским (урожденным Радченко), который после победы большевистской революции эмигрировал во Францию.
И наконец в рамках трехдневного фестиваля можно будет посмотреть два образца мировой немой классики, которые не имеют ничего общего с Украиной, но которые определенно стоит увидеть на большом экране, – это американский «Ветер» и британская «Подземка», оба 1928 года выпуска. Первая картина – уникальный экземпляр первого в истории феминистского вестерна. Это сейчас фильмом «Джейн берет ружье» никого не удивишь, а тогда история маленькой женщины, которой пришлось проявить большое мужество в суровых условиях Дикого Запада, была нетипичной для жанра и смелой в целом. Второй фильм – концептуальный любовный треугольник в декорациях темноты и тесноты лондонского метрополитена, места, где люди встречаются и расстаются со скоростью света.
В этом году среди тех, кто озвучил фестиваль «Немые ночи», оказались музыкант Альберт Цукренко, фронтмен группы «Хамерман Знищує Віруси», и электронный дуэт Ptakh_Jung.
Сегодня с чисто технической точки зрения немого кинематографа не существует. Но мувимейкеры, стремящиеся к выразительному концепту либо к ностальгическим настроениям, придумывают различные способы использования стильной, универсальной, забытой немоты на экране.
Так, например, существует прием стилизации современного фильма под эпоху немого кино. Самый яркий образец такого приема – французский «Артист» Мишеля Хазанавичуса, получивший в Каннах награду за лучшую мужскую роль (Жан Дюжарден) и пять «Оскаров», включая победу в главной номинации «лучший фильм года». Французская лента блестяще сымитировала «золотую эру» голливудского кинематографа. Настолько блестяще, что если бы не несколько осознанно вклеенных звуковых фрагментов, «Артиста» было бы не отличить от настоящих жемчужин немой эпохи.
Своеобразный вариант кинематографической немоты придумал и реализовал украинский режиссер Мирослав Слабошпицкий, снявший кино про глухонемых целиком на языке жестов. Речь о титулованной картине «Племя», конечно же. Но тут у режиссера была совсем другая цель – не стилизовать, а сделать кинематографический язык общедоступным, одинаково понятным (и одинаково непонятным, поскольку нюансы диалогов все же неясны, хотя и очевиден общий смысл). В данном случае исключением стала лишь глухонемая публика, для которой «Племя» в отличие от всех других фильмов оказалось как раз на редкость звуковым кино.
Еще одним вариантом современного использования кинематографической немоты можно считать хоррор Джона Красински «Тихое место», где тишина обусловлена особенностью сюжета: герои фильма не разговаривают и не шумят, чтобы не спровоцировать монстров, реагирующих на звук. В итоге практически все действие на экране происходит в беззвучии или шепоте, что сильно затрудняет процесс жевания попкорна, давно ставший неотъемлемой частью кинотеатральной культуры.
Как известно, у людей, лишенных слуха или зрения, обострены другие чувства. Точно так же и в немом кино из-за отсутствия возможности выразить эмоцию вслух или высказать мысль обострены альтернативные способы выражения. Итак, мы подобрались к пяти преимуществам немого кинематографа.
Первое: музыка
Ясное дело, музыка является важной составляющей и звуковых фильмов, но в них она преимущественно отыгрывает роль фона, пусть даже очень удачного, усиливающего эмоциональную нагрузку той или иной сцены и картины в целом. И очень редко в звуковом кино музыка является отдельным персонажем, активно действующим лицом. Тогда как в немых фильмах музыка – единственное, что слышит зритель, так что именно у нее ведущая партия, у нее главная роль, задающая вектор всему повествованию и настроению. Без нее происходящее на экране рискует превратиться в бессмысленный набор жеманных жестов.
Второе: экспрессия
За неимением возможности высказаться актеры дожимают выразительность, эмоциональность игры до максимума. И только в случае немого кино это никак не является переигрыванием, потому что это единственный способ донести до зрителя состояние персонажа и его историю. Усиленная мимика и чрезмерная жестикуляция героев немых картин, конечно, могут вызывать смех у современной аудитории, но в действительности это совершенно уникальная и, увы, отжитая грань киноискусства, доведенная в свое время до заоблачного мастерства, до пика визуально-динамичного экспрессионизма.
За неимением возможности рассказать историю вербально создатели немых фильмов рассказывают ее не только с помощью выразительной игры актеров, но также с помощью экспрессивного монтажа.
Третье: монохром
Цветное кино появилось гораздо позже, чем звуковое, так что все немые фильмы – черно-белые. А монохром – это не только стильно, это идеальный фильтр, устраняющий несовершенства. Если вы когда-либо обрабатывали в фоторедакторе снимки, то наверняка замечали, какое колоссальное преображение происходит практически с любой фотографией, стоит ее всего-навсего перевести в ч/б. Даже если вы засняли какую-нибудь случайную глупость вроде фрагмента чьей-то ноги или руки – в черно-белом формате у этого снимка может откуда ни возьмись вырисоваться концепция. Ровно то же самое и с кино.
Четвертое: регулируемая частота кадров
Сегодня большинство фильмов, как известно, снимается с частотой 24 кадра в секунду. Питер Джексон попробовал снять «Хоббита» с частотой 48 кадров в секунду, но эксперимент не увенчался успехом. Энг Ли снял «Долгую прогулку Билли Линна в перерыве футбольного матча» с немыслимой частотой 120 кадров в секунду, но большинство кинотеатров из-за отсутствия необходимого оборудования просто не смогли такой формат поддержать и показать. А вот в эпоху немого кино все было гораздо проще: киномеханик, вращающий ручку кинопроектора, сам регулировал частоту кадров.
Дело в том, что изменение частоты проекции в звуковом кино неминуемо влечет за собой искажение звука. Тогда как немые фильмы могут без всяких последствий демонстрироваться с произвольной скоростью. Тогда, в начале ХХ века, киномеханики в кинотеатрах сами выбирали, с какой частотой смены кадров показывать зрителям ленту (подбор темпа проекции даже считался особым искусством, а роль киномеханика приравнивалась к роли режиссера). Выбор темпа мог зависеть от настроения механика, либо от настроения публики в зале. Если механик видел, что зрители в зале сдержанные, спокойные, то пускал кино со стандартной скоростью 16-24 кадра в секунду. Если же ему казалось, что публика в приподнятом настроении, возбужденная, то он увеличивал частоту до 30 кадров. Очевидно, что темп происходящего на экране влиял не только на восприятие зала, но и на настроение самого сюжета, которое могло от взмаха руки волшебника, стоящего за кинопроектором, измениться от минорного до мажорного.
Правда, вскоре у этого преимущества немого кино появилась обратная сторона. Прокатчики начали увеличивать скорость фильмов до 50 кадров в секунду, чтобы сеансы становились короче, соответственно количество этих сеансов становилось больше, зрителей становилось больше, и выручка от показов росла. И их не особо волновало, насколько при этом деформировалось движение актеров на экране и в целом суть происходящего. Так что в итоге в некоторых странах даже вышел официальный запрет повышать скорость проекции.
Пятое: интернациональность
Немое кино было единым, универсальным, одинаково понятным для всей планеты, для зрителей всех стран и континентов. Оно как бы отменяло строительство Вавилонской башни, во время которого человечество заговорило на разных языках и перестало понимать друг друга. Наступление звуковой эры поставило интернациональность кинематографа под угрозу и в итоге разделило его так же, как разделились строители башни. Сейчас это звучит смешно, но больше других тогда, перед приходом звука, переживали голливудские студии, которые боялись, что звуковое американское кино лишится экспорта и будет востребовано исключительно на родине (сегодня голливудские фильмы, конечно же, являются самым экспортируемым кинопродуктом в мире). Эра звука действительно отобрала у киноязыка универсальность. Зато сделала возможным диалог киногероя с публикой. Сделала возможным Дэдпула в конце концов.
Анастасия Лях