В прокат выходит «Кровь моей крови», снятый тайным классиком итальянского кино Марко Беллоккьо и получивший приз ФИПРЕССИ на прошлом Венецианском фестивале. Половина действия происходит в XVII веке, в монастыре, где инквизиторы ведут допрос монахини, предполагаемой ведьмы, другая — в наши дни, в том же монастыре, который теперь хочет приобрести в собственность богатый русский Иван Рикалков. Беллоккьо снимал свой фильм в в городе своего детства Боббио, а в съемках, как всегда у этого режиссера, приняли участие многочисленные члены его семьи.
— Исторические эпизоды вашего фильма вызывают скорее страх, а вот в современных много смешного. Почему вы решили переключить регистр?
— Действительно, первая половина фильма предельно серьезна и мрачна, ведь в них идет речь о диктате католической церкви, о доминировании институции над человеком. Современные эпизоды могут восприниматься как комические, но на мой взгляд, они еще более трагичны: то, что подавляло нас веками, сегодня никуда не делось, но приобрело черты гротеска. Сатира, юмор возникли непроизвольно — из наблюдения за реальностью. Я не планировал шутить, так само получилось. Сатира стала ключом к пониманию сегодняшнего дня. Вот пример: у нас существует такое явление, как «поддельные инвалиды» — люди, которые выдают себя за слепых, искалеченных, чтобы получать пособие от государства. Хотя их постоянно судят, количество таких случаев не уменьшается, а увеличивается. Или многочисленные случаи, когда родственники скрывали умерших, чтобы забирать их пенсию. Мошенничество в современной Италии невероятно распространено. Разве это комично? Это одновременно трагично и комично — таковы и современные эпизоды моего фильма.
— Некоторые актеры из первой части появляются и во второй, но далеко не все…
— Так не было задумано с самого начала, и не надо придавать подобным параллелям много значения. Когда я придумывал визуальное решение, то думал о том, как создать эффект непрерывности эпох, перетекающих друг в друга. Человек по имени Федерико в первой части священник, а во второй — мошенник. Наш современник, старый граф, которого считают вампиром, в XVII веке является в обличии инквизитора. Но тут нет никакой системы — актеры и типажи перетекали из одной части в другую абсолютно произвольно.
— Свой первый фильм, «Кулаки в кармане» (1965) вы сняли в доме родителей, в ваших картинах часто участвую члены вашей семьи. Что для вас значит город Боббио, в котором происходит действие?
— Фильм называется «Кровь моей крови», а Боббио и есть — кровь моей крови. Я постоянно ездил туда с тех пор, как родился. В детстве проводил там лето, первый раз влюбился, завел много друзей. Там я пережил несколько самых важных опытов в своей жизни. «Боббио — это весь мир», — говорит старый граф. Наверное, эти слова справедливы по отношению к любому месту, которое вам дорого.
— Почему вы сравниваете графа с вампиром, если он — дух города и помогает его жителям?
— Это такая опутывающая коррупция, которая с одной стороны обеспечивает людям существование, а с другой — высасывает из всю кровь из коммуны; именно поэтому по Боббио ходят слухи о его вампирических опытах с молодыми женщинами. Да, хозяева города позволяют людям выживать, но именно они, давая настоящее, отнимают возможность будущего, возможность перемен.
— Граф и его дантист обсуждают угрозу, исходящую от новых технологий — это вторжение большого мира в маленький мир?
— Да, так и есть. В некотором смысле два этих немолодых человека владеют городом, помогая тем, кто нуждается и связывая их обязательствами. Такое замкнутое в себе государство-мафия. Но глобализация вторгается в этот мир, и территория постепенно ускользает из-под их контроля. Сегодня Боббио может говорить со всем человечеством. Поэтому они обсуждают технологии и с большой долей сарказма говорят о современном типе коммуникации: слишком прямом, не допускающим уклонения. Тут я с согласен: смартфон не помогает людям глубже проникать друг в друга.
— Все ваши фильмы так или иначе посвящены пребыванию в замкнутом пространстве — родительский ли это дом, как в «Кулаках в кармане» или собственное парализованное тело, как в «Спящей красавице» (2012). И «Кровь моей крови» не исключение. Не только город — тюрьма, но и человек — ведьма — оказывается заперта в темнице.
— Мне нравится снимать состояние выхода из заточения. Снаружи находится пространство свободы. Когда стена рушится, монахиня остается наедине со всем миром, теперь она может его познавать, но в ее глазах читается тоска по пребыванию внутри, в стенах, которые стали ее домом. Но, повторюсь, движение моей камеры всегда идет по одной траектории — изнутри наружу.
Интервью – Мария Кувшинова
