Вас не было на месте (Sorry We Missed You)

Душераздирающие прозаичность и обыденность этого фильма, показанного украинским зрителям на 10-м ОМКФ, и его персонажей, а также прозаичность и обыденность драмы, которую герои переживают, настолько близка зрителю «средней» социальной прослойки (жизнь которой в действительности, конечно же, существенно ниже среднего уровня, но все же пребывает в промежуточном положении между нищетой и богатством), что кажется, будто на экране разворачивается не вымышленная художественная история, а реальные трудности реальной хорошо знакомой семьи, что живет по соседству. Или же семьи собственной: моей, твоей, его, ее.

И совершенно неважно, что в кадре Англия и англичане. Режиссера Кена Лоуча не интересуют нюансы ментальности. Он уже в который раз говорит на универсальном языке социальной трясины, которая засасывает и губит хороших, честных людей.

83-летний британский постановщик, обладатель двух «Золотых пальмовых ветвей» Каннского фестиваля (за «Ветер, который качает вереск» и «Я, Дэниел Блэйк»), по совместительству активный политический деятель-лейборист – признанный мастер игрового социального реализма, максимально приближенного к документалистике. В своих фильмах Лоуч часто задействует непрофессиональных актеров и крайне редко прибегает к использованию узнаваемых лиц (Киллиан Мерфи в «Ветер, который качает вереск», Фрэнсис МакДорманд в «За завесой секретности», Эдриан Броуди в «Хлеб и розы» (в последнем действие происходит в США) – редкие исключения).

Для кинематографиста предельно важно, чтобы действующие фигуры киноисторий воспринимались не как артисты, выполняющие на экране работу, что называется, премиум-класса, а как самые обыкновенные люди из многочисленных рядов класса рабочего, так называемые трудовые ресурсы, скрывающие за этим эксплуататорским термином свои маленькие будничные трагедии.

Англия Кена Лоуча – совсем не та Англия, какой мы ее себе представляем. Это не Англия графов и камердинеров, не Англия педантов и снобов, даже не Англия приезжих мигрантов, которыми кишит Лондон, объектов бессрочной пренебрежительности брезгливых коренных жителей. Это Англия местных плотников, разнорабочих, водителей автобусов, уборщиц, профсоюзных активистов, безработных, гопников, рекрутов и рекрутеров, почтальонов, матерей-одиночек на социальном пособии…

Смотрите легально на MEGOGO

Все они в ту или иную минуту становятся жертвами системы: бюрократии, дефектной социальной политики, алчности нанимателей, вероломных схем кредитования, затягивающих в долговые ямы.

Как и предыдущая картина «Я, Дэниел Блэйк» о вдовце-плотнике, что вышел на пенсию раньше времени по состоянию здоровья и столкнулся в собесе с толстенной глухой стеной тупой канцелярщины и непрошибаемым замкнутым кругом вежливого безразличия, новая работа Лоуча аналогично начинается с черного экрана, который сопровождается диалогом. Как и предыдущая, новая картина представляет северный индустриальный Ньюкасл, в прошлом центр судостроительных верфей. Как пишет один из туристических интернет-ресурсов, «настоящей ценностью Ньюкасла являются местные жители; «джорди» (так их обычно называют) воплощают гордость, трудолюбие и жизнерадостный дух своего города». Надо полагать, Лоуч воспринял бы подобное описание как измывательство.

Главный герой «Вас не было на месте» Рикки Тернер устраивается на работу водителем в службу доставки (и для этого покупает в кредит грузовой микроавтобус, продав для первого взноса старенькую машину жены), где наниматель ему красиво расписывает «преимущества» их контракта: «У нас вы работаете не на нас. Вы работаете с нами и на себя». Но на деле красивые слова о равенстве и свободе оказываются классическим рабством.

Жена героя – социальный работник, которая ездит к немощным и больным одиноким пожилым людям, кормит их, моет, водит в туалет (нередко ей приходится отмывать квартиру и самих подопечных, да и саму себя от испражнений), выслушивает и участливо разглядывает фотографии, на которых те молоды и счастливы (последние два пункта не входят в официальные обязанности, но героиня добра и отзывчива). С тех пор как муж продал машину, чтобы купить автобус, ей приходится мотаться по адресам пешком и на общественном транспорте. Часто приходится выезжать сверхурочно: за это ей не платят, но Эбби просто-напросто не в состоянии (ни в моральном, ни в человеческом) наплевать на бедолаг, которые кроме нее больше никому не нужны.

Вот так и живут Рикки и Эбби, как белки в колесе. Он сломя голову развозит посылки, не имея возможности ни взять отгул, ни пообедать, ни даже остановиться «отлить» (для этой нужды в кузове валяется пластиковая бутылка). Она бегает по домам грустных доживающих стариков и ни в чем тем не отказывает, потому что когда-то пообещала себе, что будет относиться к этим людям так же, как относилась бы к собственной матери. Денег ни на что не хватает. Времени друг на друга нет. Вечером, если повезет, супруги встречаются за ужином, а затем ложатся в постель, питая мечты о собственном, а не съемном жилье, но на близость уже нет никаких физических сил (Эбби обещает внести секс в график на завтра). Их двое детей – мальчик-тинейджер, переживающий «трудный подростковый период», и девочка младших классов – наблюдают, как стресс родителей, перекрывающий некогда явно нежную и трепетную связь, из-за финансовой неустроенности поступательно и неуклонно приближается к нервному срыву; как сыплется их маленький мир.

Проблемы наслаиваются, как образующийся в лед притоптанный снег, и нет никакой уверенности, что весна рано или поздно придет и растопит этот монолит, похоронивший под своей толщею то, что зовется «семейным счастьем».

И самое печальное, что так, как Рикки и Эбби, живет большинство. Или правильнее сказать, выживает. Как говорил Анатолий Ефремович Новосельцев в «Служебном романе», живет «от получки до получки» и рискует «остаться без обеда», если сегодня «еще кто-нибудь умрет или родится» (как сын героев рискует остаться в мороз без зимней куртки, потому что свою он продал и купил на вырученные деньги аэрозольные краски для граффити, а на новую куртку у родителей средств нет; либо они таки выжмут из себя пуховик, но будут месяц питаться картошкой и хлебом).

Дети отчаянно хотят, чтобы папа и мама больше бывали дома, чтобы они как семья больше проводили времени вместе (напряжение и недопонимание, видимо, настолько не свойственно этому семейству, в котором определенно годами главенствовали любовь, взаимные уважение и забота, что младшая девочка, оказавшись в стрессовой обстановке, начинает непроизвольно мочиться в постель). И тогда, казалось бы, отношения должны наладиться, былые нежность и согласие должны вернуться. Но бедность – заклятый противник и духовного благополучия, и сексуального влечения, и чувства собственного достоинства. А чтобы были деньги – нужно работать больше и больше, а следовательно – бывать дома меньше и меньше. Но только выше головы все равно не прыгнешь, и даже если будешь пахать сутками напролет – скорее заработаешь какую-нибудь болячку, нежели желаемый оклад. И этот адовый замкнутый круг не разорвать, сколько не бейся. Разве что в один прекрасный момент тебе возьмет да улыбнется фортуна. Но это полшанса на миллион, да и те вскормлены сказками.

«Извините, вас не было на месте» (дословно «Извините, мы вас не застали»), – пишет в записке дочка героя, в один из дней отправившаяся с отцом на работу. Посылка не нашла своего адресата, как как того не оказалось дома в нужный момент. Повороты жизни работают по этой же схеме: не доходят до адресата, если тот оказывается не в то время и не в том месте. И возможно, тот получатель записки в этот момент тоже вкалывал на работе как проклятый вместо того, чтобы быть дома и расписаться за полученную коробку. Или за предоставленный изгиб судьбы.

Но нас всегда нет. Мы всегда заняты, загружены и завалены. Не успеваем ни продохнуть, ни пожить. И примечательно, что с английского «Sorry We Missed You» можно перевести не только как «Извините, мы вас не застали», но и как «Простите, мы по вам скучали».

Анастасия Лях

Sorry We Missed You