Думаю, как все закончить (I’m Thinking of Ending Things)

Гениальный и непостижимый сценарист Чарли Кауфман, несколько лет тому назад попробовавший себя в режиссуре, выдал к недоумению зрителей и мозговой боли критиков, тщетно пытающихся расшифровать обильный поток кауфманских кодов, очередную головоломку под нарочито экзистенциальным названием «Думаю, как все закончить», дом которой любезно предоставил Netflix. И хотя формально фильм является экранизацией одноименного романа Иэна Рейда, опубликованного в 2018 году, в нем даже больше Чарли Кауфмана, чем в оригинальных сценариях Чарли Кауфмана. И это, конечно же, его еще одна самореференция. И именно здесь сошлись воедино все предыдущие кауфманские работы: «Вечное сияние чистого разума», «Адаптация», «Быть Джоном Малковичем», «Нью-Йорк, Нью-Йорк», «Аномализа».

Картинка фильма начинается с палитры винтажных настенных обоев. Зрительский взгляд фокусируется на чередовании классических узоров-паттернов, которые, собственно, и задают дальнейшее идейное наполнение сюжета, обыгрывающего синхронно существующие регулярности в природе, обществе, искусстве или проще говоря предсказуемо повторяющиеся шаблоны, из которых состоит наше Все. Затем начинается опять же исключительно формальная сюжетная структура: парень Джейк (Джесси Племонс из сериалов «Во все тяжкие» и «Фарго») везет свою девушку Люси (Джесси Бакли из инди-триллера «Зверь» и мини-сериала «Чернобыль») знакомиться с родителями, которые живут на отдаленной ферме, что называется, у черта на куличках. На дворе жуткий холод и сильно метет, предвещая снежную бурю. На этом в общем-то вся обычность истории и заканчивается, потому что дальше следуют абсурдистский хоррор, хмурая и безнадежная трагикомедия, сплошные ребусы, метафоры, аллюзии и символы.

По дороге в машине разворачивается долгий интеллектуальный диалог о поэзии, мюзиклах, кино и квантовой физике. «В природе не существует цветов, их создает наш мозг», – рассуждают герои. Этим Кауфман, вероятно, отмечает подлинность исключительно черно-белого кинематографа, которое стало фальшиво цветным, пройдя сквозь призму восприятия массового зрителя. Параллельно Люси ведет у себя в голове монолог, размышляя о том, «как все закончить». Закончить отношения с Джейком, с которым у нее, как ей кажется, нет будущего (впоследствии время перестанет идти линейно, и прошлое, будущее и настоящее смешаются в единый многозначительный витраж). Или закончить жизнь суицидом? Или закончить этот фильм, который едва начался?..

Чтобы зрителю было по-настоящему страшно и дискомфортно, Кауфман уподобляет сюжет лучшим фильмам ужасов последних лет: «Прочь» Джордана Пила (знакомство с родителями оборачивается для гостя/ гостьи истинным кошмаром) и «Реинкарнации» Ари Астера (мать Джейка играет Тони Коллетт). Когда герои подъезжают к дому и выходят из машины, наступает неуклюже затянувшаяся минута фальшиво радостного взаимного приветствия: застывшая под снегопадом пара машет фигуре в окне, и та машет в ответ, все долго друг другу машут, но после этого никто не открывает входную дверь и не выходит встречать гостей, а гости не идут в дом. Вместо этого Джейк ведет Люси в хлев, где лежит несколько мертвых ягнят и чернеет пятно (на месте пятна некогда лежали свиньи, которых заживо сожрали личинки). С порога Люси вдыхает затхлый запах отживания. «Ах ты вонючий лохматый монстр», – говорит она псу, живущему в доме. Только это душок не псины, а мертвечины, прошлой или будущей смерти собаки, буквально зависшей во времени и, как гифка из интернета, застрявшей в бесконечности момента стряхивания с шерсти дождевых капель или снежинок.

«Говорят, что мы идем сквозь время. Думаю, это время идет сквозь нас. Как поток морозного воздуха, после которого наступает гипотермия и смерть. Только что я сама была этим воздухом и прошла сквозь родителей Джейка. Увидела их прошлое, настоящее и будущее вплоть до последнего вздоха», – размышляет Люси после крайне странного вечера на обратном пути «домой». «Домой», куда герои так и не доедут, хотя Люси будет очень спешить в некий эфемерный, несуществующий «дом», место чужое и далекое, как Луна (об этом говорится в стихотворении современной канадской поэтессы Евы Х. Д. «Костяной пес», которое Люси зачитывает Джейку, выдавая за произведение собственного сочинения).

Смотрите легально на MEGOGO

Очевидно, что Кауфман выбрал на главные роли Джесси Племонса и Джесси Бакли не только за актерский талант, но и за имя одно на двоих. Одно и то же имя, данное и мужчине, и женщине. И Джейк, и Люси – авторское альтер эго, переживающее еще одно мгновение экзистенции. Неслучайно в одной из сцен Люси рассматривает семейные фотографии и цепенеет перед снимком, на котором изображен маленький Джейк: «Да это же я на фото…» (иллюзия существования парных половинок лишь подчеркивает абсолют человеческого одиночества: у себя есть только я, с рождения и до смерти).

Все человеческое существование состоит из паттернов, снова и снова, и снова, бесконечно повторяющихся элементов. Из стиральной машины Люси достает множество одинаковых футболок. А в урне обнаруживает множество одинаковых бумажных стаканчиков из-под мороженого (на обратном пути Джейк и Люси заезжают купить мороженое в мороженом киоске, который сюрреалистично стоит на пустыре посреди метели, и от мороженого, которое оказалось слишком сладким, как сюжет стандартного голливудского ромкома с хэппи-эндом, становится еще холоднее). Эту одинаковость Кауфман уже не раз интерпретировал и в «Быть Джоном Малковичем», где все персонажи буквально проникали в тело Джона Малковича, и под занавес в Джона Малковича проникал сам Джон Малкович, который сталкивался с уже находящейся внутри толпой Джонов Малковичей; и в «Аномализе», где все персонажи были куклами с одинаковыми голосами.

Как и в «Вечном сиянии чистого разума», Кауфман разбирает на пазлы невозможность человеческих взаимоотношений, которые обречены на конец, не успев начаться. Как и в «Нью-Йорк, Нью-Йорк» (в оригинале «Синекдоха, Нью-Йорк»), где театральный режиссер создал внутри Нью-Йорка декорации Нью-Йорка, и эти декорации разрастались, разрастались, разрастались, пока не подменили собой реальность, и горе-режиссер застрял в поисках верного разрешения этой амбициозной концепции, в «Думаю, как все закончить» Кауфман говорит о подмене: сюжеты существуют исключительно на экране, действительность же совершенно пуста, как чистый лист (белое снежное полотно, на котором разыгрывают свою историю Джейк и Люси) в ожидании текста (как в «Адаптации», где Николас Кейдж сыграл самого Чарли Кауфмана в момент творческого тупика и недоумения, как же закончить сценарий).

К слову, с отсылкой на «Адаптацию», где вымышленный брат-близнец Чарли Кауфмана продает за большие деньги коммерческий сценарий сплошь состоящего из клише психологического триллера, ближе к финалу в «Думаю, как все закончить» появляется маньяк. Вернее иллюзия маньяка, якобы наблюдающего за поцелуем главных героев. Этот несуществующий и не к месту появляющийся маньяк – такое же факсимиле из кинематографа, как не к месту романтический поцелуй в действительности несостоявшихся отношений (над этим штампом Кауфман иронизирует в поданном под занавес перформансе – хореографически-пантомимическом номере с нарочито бутафорским реквизитом вроде красных ленточек, имитирующих кровь).

«Наши мысли – это чужие суждения; наша жизнь – мимикрия; наши страсти – цитата», – цитирует Люси Оскара Уайльда. Главная героиня называется разными именами, занимается разными профессиями (то она квантовый физик, то художница, то поэтесса, то официантка). А на самом деле ее вовсе нет. Ее стихотворение написано другим человеком. Ее картины написаны другим живописцем. Ее аналитический разбор фильма Джона Кассаветиса «Женщина под влиянием» – цитата из рецензии известной критикессы Полин Кейл. Ее официантка – персонаж вымышленной романтической комедии Роберта Земекиса со сладким хэппи-эндом, фрагмент которой Кауфман отснял специально для «Думаю, как все закончить».

Этот ромком по телевизору смотрит самый загадочный персонаж новой шарады Кауфмана – старый уборщик, у которого в финале в руках оказываются домашние тапочки Джейка. Джейка, который, как говорит его мать, в детстве был очень и очень старательным, но никогда ни в чем не побеждал, не был «генусом» (недалекая мать путает понятия «гений» и «генус», второе означает «род», неслучайно же Джейк и Люси, мужчина и женщина, сливаются в единое среднее «я»). И поэтому в одной из концовок (их у Кауфмана фактически несколько) режиссер пародирует приторно торжественный финал «Игр разума» Рона Ховарда. И счастливый Джейк поет песню из мюзикла. Потому что если бы «Думаю, как все закончить» был голливудским мюзиклом «Оклахома!» (именно этот мюзикл герой Джесси Племонса знает лучше всего), Джейк и Люси были бы бравым ковбоем Керли МакЛейном и юной красавицей Лори Уильямс, что трудились на ферме и полюбили друг друга.

Не кино показывает то, что мы проживаем, а мы проживаем то, что показывает кино. Если подумать, новый фильм Кауфмана целиком состоит из цитирования. Его самого тоже не существует, как и его героев. Он – это мы, наша реальная жизнь, целиком состоящая из чужих суждений. Он – чистый лист в ожидании текста.

Анастасия Лях

превью