Ма Рейни: Мать блюза (Ma Rainey’s Black Bottom)

Последняя роль скоропостижно ушедшего в прошлом году Чедвика Боузмана, скорее всего, принесет актеру посмертный «Оскар». Сам Боузман так и не увидел картину «Ма Рейни», он умер, когда та была в постпродакшне, и не увидел собственную лучшую роль, и, конечно же, не узнал о своем триумфе (для Боузмана это первая и, увы, последняя номинация). И он наверняка станет кем-то вроде Хита Леджера, только для черных, молодой многообещающей и так несправедливо рано ушедшей иконой, взлетевшей на максимальную высоту перед самым трагичным концом. Боузман успел мало, но горел ярко. Как минимум три его роли запомнятся и даже войдут в анналы киноистории: роль погибшего вьетнамского солдата в «Пятеро одной крови», взявшего праведную компенсацию у белой Америки за многовековую эксплуатацию и насилие над черными; роль супергероя Черная пантера в одноименном комиксе, первого чернокожего защитника в спандексе, самобытного, аутентичного и выразительно политического; и роль задиристого, амбициозного трубача в музыкальной драме «Ма Рейни», трагической фигуры в новых дорогих туфлях не по карману, который лелеял мечту, но столкнулся с реальностью и крахом иллюзий.

«Ма Рейни» – вовсе не биография черной блюз-примы 1920-х годов, и ее личность, колоритная и монументальная, не занимает здесь передний план. Собственно в оригинале фильм называется Ma Rainey’s Black Bottom («Ма Рейни Черное дно»). Black Bottom – название песни, вокруг которой возникает поверхностный сюжетный конфликт (трубач в исполнении Боузмана придумал авторскую аранжировку, более танцевальную, которая нравится современной белой публике и продюсеру, но Ма Рейни твердо намерена исполнять свою песню в своем ритме) и которая одновременно говоряще отражает глобальную социально-политическую подоплеку этой, казалось бы, маленькой камерной перепалки, случившейся одним жарким днем в звукозаписывающей студии Чикаго 1927 года. И хотя все полтора часа белые здесь якобы пресмыкаются и лебезят перед черными и даже открывают им двери авто (подобно тому, как в «Зеленой книге» белый персонаж Вигго Мортенсена открывал двери перед черным персонажем Махершалы Али), за рамками этого крошечного парадокса суть остается прежней, и «черное дно» остается «черным дном».

«Ма Рейни» – экранизация пьесы афроамериканского драматурга Огаста Уилсона, любимейшего писателя Дензела Вашингтона. В 2016 году Вашингтон снял фильм «Ограды» по другой пьесе Уилсона, камерную семейно-бытовую драму, аналогично базирующуюся на диалогах и актерской игре, затрагивающую, конечно же, те же болезненные расовые барьеры, и сам исполнил в ней главную роль. В «Ма Рейни» же Вашингтон ограничился функциями продюсера, а в кресле постановщика оказался театральный режиссер, обладатель нескольких «Тони» Джордж С. Вольф, который в кино работал немного, но уже имел дело и с блюзом (пропитанная черным ритмом лав-стори «Лакаванна Блюз» 2005-го), и с байопиками грандиозных черных женщин (драма «Бессмертная жизнь Генриетты Лакс» 2017-го с Опрой Уинфри в главной роли). И несмотря на другого мувимейкера у руля, «Ма Рейни» стилистически рифмуется с «Оградами» настолько четко, что невольно ищешь в кадре хоть какой-то вашингтонский след, а затем находишь на финальных титрах и успокаиваешься.

«Ма Рейни», как и другой нынешний черный номинант «Одна ночь в Майами», строго придерживается классического драматургического триединства. Все действие разворачивается в звукозаписывающей студии в течение пары часов (помимо пролога, в котором посреди темного леса происходит едва различимая погоня; суть этого вступления раскроется лишь в кульминации, в пронзительном монологе трубача, который расскажет о судьбе своих матери и отца, изнасилованной и убитого белыми). В ожидании главной звезды, которая позволяет себе сильно опаздывать и в целом диктовать белым правила, музыканты ансамбля заводят длительный спор. И начинается он с того, что трубач, побывавший перед репетицией в дорогом магазине и купивший за одиннадцать долларов, половину жалования, шикарные желтые туфли, задравший нос то ли из-за модных шузов, то ли из-за наметившихся планов организовать собственный джаз-коллектив и предварительной договоренности с белым хозяином лейбла (тогда, конечно, слов таких, «лейбл», еще не было, но «белые хозяева» были всегда), берется активно цеплять и дразнить коллег, кичиться тем, что в записи будет использована именно его аранжировка песни «Black Bottom» и кричать, что никто ему не указ, ни партнеры-музыканты, ни сама Ма Рейни, ни белые, ни черные, ни даже Бог.

Эти туфли из первого акта согласно принципу «чеховского ружья» впоследствии, конечно, «выстреливают», как и тот нож, что неслучайно оказывается в кармане априори возбужденного трубача, так и не справившегося с пережитой в детстве травмой. По мере того, как жаркий чикагский день к обеду становится еще жарче (и Ма Рейни неуклонно требует оговоренную в «райдере» холодную колу, иначе не будет петь), растет градус нарастающего конфликта, напряженности и тревожности в ожидании неизбежной трагедии.

Смотрите легально на MEGOGO

Нарциссический трубач-весельчак, дерзко засматривающийся на глуповатую красотку, пассию блюзовой дивы (фильм на этом не акцентируется, но явно дает представление о нетрадиционной ориентации легендарной певицы), выхваляющийся своими туфлями и своим незаурядным талантом, держит в себе не только трагедию личную, но символично (синекдотично) трагедию нации. И естественно, что его озлобленность и обида, тикающие внутри бомбой замедленного действия, в какой-то момент непременно должны взорваться. И поводом может стать что угодно, любой случайный пустяк; например, испачканный новый ботинок. И довод «он наступил мне на ногу» не будет ничем отличаться от довода «он изнасиловал мою мать» и «он убил моего отца». И конечно, пострадает совсем не тот, совсем невиновный и даже совсем не белый. Потому что нет шанса на справедливость и воздаяние, есть лишь одна трагедия, сменяющая другую, и так снова и снова.

Виола Дэвис в роли Ма Рейни появляется фрагментарно и ненадолго, тогда как Чедвик Боузман занимает практически весь хронометраж и сыплет длиннющими экспрессивными монологами. Узнать в щуплом трубаче недавнего супергероя практически невозможно. Импульсивная мимика и жестикуляция пижонистого выскочки, маскирующего обезьянничеством отчаяние и боль, не имеет ничего общего с благородной сдержанностью короля Ваканды Т’Чаллы. Ма Рейни же в своих меховых боа и обильном сценическом макияже, с золотыми зубами, замашками и претензиями кажется не то чтобы карикатурной, но ирреальной, фигурой из какой-то параллельной или альтернативной вселенной, а за ее внушительным силуэтом, в маленькой трагической фигуре трубача зиждется подлинная антиподная действительность.

И она, Ма Рейни, сама понимает, что ее реальность и реальность черных – это антиномия; напускная химера и страшная правда. И пусть ее голос буквально и фигурально прорезался, но истинная реальность – это ее заикающийся племянник, голос которого зазвучал более-менее твердо лишь с седьмой или восьмой попытки. И в этой реальности песни неизвестного черного парня, купленные ушлым и криводушным белым продюсером «с барского плеча» за пять убогих долларов (меньше, чем один ботинок), будет петь какой-нибудь обольстительно улыбающийся белый бойзбэнд.

Анастасия Лях