Неидеальный мужчина (Я создан для тебя, Ich bin dein Mensch)

Немецкий ромком (или скорее антиромантическая трагикомедия) с британским красавчиком Дэном Стивенсом, получивший приз Берлинале лучшей актрисе (Марен Эггерт), мог бы быть эпизодом сериала «Черное зеркало» (из тех, что в меру шуточные, а не удручающе мрачные). Впрочем, создательница картины Мария Шрадер, известная по сериалу «Неортодоксальная», кажется, вовсе не изобличает пагубную зависимость человека от гаджетов, а наоборот, подобно «Миру Дикого Запада» наделяет гаджеты человечностью, той, которую мы, люди, давно утратили. И говорит, что всякий хороший человек заслуживает любви, счастья, шанса не страдать от одиночества, даже если счастье и любовь – лишь иллюзия.

Действие начинается в танцевальном зале. Множество влюбленных или просто флиртующих пар сидят за столиками, вглядываясь в глаза друг друга, держась за руки, или же прижимаются друг к другу на танцполе. В воздухе витает приторная романтическая атмосфера. За одним из столиков женщина средних лет по имени Альма проводит неловкий вечер с голубоглазым красавцем, который смотрит на нее, как на богиню. Свидание как-то не складывается. «Твои глаза как два горных озера», – говорит воздыхатель, и от шаблонного комплимента женщину явно коробит. «Потанцуем?» – настойчиво интересуется молодой человек, и Альма неохотно выходит на танцпол. Недовольный вид партнерши расстраивает энтузиаста, и тот задается (вслух) вопросом: «Я что-то…». «Я что-то делаю не так?» – хотел спросить бедолага, но подвис, как заевшая пластинка: «Я что-то… я что-то… я что-то… я что-то…». И он – действительно что-то, а не кто-то. Он – машина, максимально схожий с человеком андроид новейшего поколения по имени Том, находящийся на этапе тестирования с целью доказать или опровергнуть утверждение, что роботы могут служить людям спутниками жизни.

Сотрудница научного института Альма (бездетная и разведенная, ухаживающая за старым и ворчливым больным отцом, у которого то ли Альцгеймер, то ли деменция, давно утратившая наивность и веру в подлинные чувства, пьющая кофе без сахара и живущая жизнь без романтики) соглашается принять участие в сомнительном эксперименте лишь на том условии, что начальство профинансирует ее научную работу по исследованию шумерской клинописи. И хотя Том создан специально для нее (то есть заточен и запрограммирован якобы под все ее потаенные желания и представления об идеальном мужчине, вплоть до сексуального британского акцента), Альму абсолютно все в нем раздражает, от тупого влюбленного щенячьего взгляда до набора романтических клише вроде ванны при свечах с лепестками роз, шампанским и клубникой. И она предлагает роботу «просто не мешать друг другу» в эти три недели, в которые проходит испытание.

Но, как нетрудно догадаться, в ходе эксперимента изменятся и Том, и Альма. Потому что если считывать друг друга лишь поверхностно, все мы – в сущности машины и набор клише. И как бы цинично ни звучало, но боль несостоявшейся жены и матери точно так же неуникальна и типична, как и стандартизированные комплименты и банальные приемы обольщения. И правда в том, что всем нам хочется казаться сложнее и исключительнее, чем есть на самом деле. Хотя в действительности все мы – дубликаты, бесконечное количество повторов одних и тех же историй, чувств, стремлений, радостей и горестей (и где-нибудь на другом конце света непременно найдется человек, который сделает точно такое же чертово открытие в сфере изучения шумерской клинописи).

Казалось бы, и Мария Шрадер не сняла ничего уникального и повторила вопросы и темы, раскрытые множество раз и в литературной, и в экранной научной фантастике от «Степфордских жен» до «Бегущего по лезвию». Но сделала это в легкой и остроумной манере, а извечную дилемму жить в самообмане и счастье или же в несчастье и правде свела к тому, что любое наше восприятие, воспоминание и ощущение – иллюзия, продиктованная желанием видеть не то, что есть, а то, что видеть хочется. И если воспоминания о мальчике из детства до сих пор бередят и трогают лишь потому, что связаны с иллюзией первой влюбленности, то почему бы не принять иллюзию, в которой робот, созданный удовлетворить наши желания и сделать нас счастливыми, и есть тот мальчик, который вырос, прошел тернистый путь (ведь все пути тернистые) и наконец оказался рядом.

Смотрите легально на MEGOGO

И да, конечно, постановщица и сценаристка (и авторка рассказа, послужившего основой для экранизации, Эмма Браславски) задается извечным вопросом о природе и смысле человечности. Мы, люди, гордимся тем, что неидеальны, что хороши именно наличием недостатков и изъянов. Но в то время как свои дефекты, слабости, пороки водружаем на пьедестал почета, чужие принижаем и высмеиваем. И едва ли с человеческой бесчеловечностью сравнится хоть один нечеловечный робот. Поэтому Том справедливо указывает на эгоизм Альмы, которую совершенно не заботит, что важное научное открытие и знание стали достоянием общественности, но заботит, что открытие сделала не она и лавры отошли другому. А эпизодический участник эксперимента (такой же, как Альма, но только мужчина, тестирующий андроида-женщину) говорит, что всю жизнь страдал от невнимания женщин, от нежелания не то что сближаться, но вообще приближаться к такому малосимпатичному, как он, субъекту, но зато теперь рядом с роботом он наконец почувствовал себя счастливым. И если машина полюбила его априори, даже не зная, но выполняя заложенные программой задачи, то женщины априори его не любили и даже не пытались узнать.

В фильме есть потрясающий кадр: Том стоит посреди лесной поляны, окруженный как минимум дюжиной оленей и их детенышей. Животные его совершенно не замечают. Лишенный человеческого запаха он для них не представляет никакой опасности. Он будто дерево или пенек. Но как только подходит Альма, олени срываются и убегают прочь. Человек давно утратил первозданную связь с природой и стал синонимом угрозы и жестокости. Эгоистичные и честолюбивые, злые и враждебные…, самонадеянно превозносим нашу человечность, тогда как столб, никому не приносящий зла, и тот достойнее и человечнее.

Анастасия Лях