Сторонній (Посторонний)

До проката наконец-то добрался один из самых ожидаемых украинских фильмов этого года – мистический хоррор «Посторонний» от режиссера «Ржаки» Дмитрия Томашпольского. Постановщик по-прежнему делает странное, эксцентричное, экстраординарное, абсурдистское кино. Но безоговорочно яркое и самобытное. И очевидно, что 63-летний кинематографист, ранее снимавший российские мини-сериалы про русских поэтов-классиков, по-настоящему раскрылся и самореализовался лишь сейчас, когда начал снимать радикальный и вместе с тем ироничный украинский артхаус.

Впрочем, нестандартно (в том числе нестандартно про смерть) Томашпольский мыслил еще в 90-х, когда, уже в независимой Украине, выпустил черную комедию «Будем жить», главную роль в которой исполнил ныне покойный Тарас Денисенко. Это была история парня, который однажды просыпается и обнаруживает, что его ноги растут, удлиняются и пробивают окно в противоположной стене. Герой понимает, что протянул ноги. Иными словами, умер. А попав в рай, влюбляется в темнокожую девушку…

Прежде чем добраться до отечественного зрителя, «Посторонний» прошелся по десяткам международных кинофестивалей хоррора и фантастики, где собрал охапку призов. Украинская премьера фильма состоялась в рамках внеконкурсной программы Одесского МКФ (параллельно в конкурсе приняла участие уже следующая работа Томашпольского «Пространство» – история встречи человечества с НЛО во время коронавирусной пандемии). А спустя пару дней стартовал долгожданный прокат.

В крытом общественном бассейне бесследно исчезает женская команда по синхронному плаванию прямо во время выступления. Будто бы в слив утекла. За расследование загадочных обстоятельств берется следователь Глуховская, у которой пока что не было ни одного нераскрытого дела. Немногим позже случается еще один таинственный инцидент: в городской водолечебнице номер четыре, которой почему-то нет ни в одном справочнике, так же бесследно исчезает пациентка во время принятия хвойно-жемчужной ванны. Глуховская уверена, что два дела связаны, и под видом пациентки отправляется в санаторий на процедуры, настаивая на том, чтобы медперсонал непременно включил в курс ее лечения хвойно-жемчужные ванны. На месте детектив обнаруживает, что водолечебница стоит на территории станции аэрации, и персонал почему-то строго-настрого запрещает покидать стены больницы и приближаться к станции… там якобы небезопасно.

Параллельно в сюжет вклинивается казалось бы незначительный эпизод: Глуховскую преследует немолодой потерянный мужчина по фамилии Зезуля (которого, конечно же, посторонние упрямо называют Зозулей – птицей, что бросает своих птенцов, – не придавая никакого значения этой оплошности и не заморачиваясь над тем, как правильно звучит имя никому неинтересного и неважного чудака, одиноко слоняющегося по городу в поиске… крупицы внимания со стороны безразличных окружающих). Он всякий раз с надеждой в притихшем, поникшем голосе интересуется, не искал ли его кто-нибудь, не писал ли заявление о пропаже человека…, ведь он уже как неделю ушел, уже как неделю «пропал без вести». Но нет, отвечает Глуховская, суровая и холодная, никто его не искал.

Смотрите легально на MEGOGO

Томашпольский посвятил «Постороннего» своему отцу, которого, как гласят строчки перед финальными титрами, режиссер никогда не знал. И сложно даже представить, сколько еще на Земле таких же вот неизвестных чьих-то отцов, которые скитаются или умирают в одиночестве, так и не узнав собственных детей и неузнанные собственными детьми. В предисловии приводятся данные из статистики Международной комиссии по пропавшим без вести лицам (да, такая действительно есть): каждые три минуты на Земле пропадает один человек (эту же статистику, видимо, за основу сверхъестественного сюжета взял американский романист Том Перротта, по книге которого Деймон Линделоф создал впечатляющий сериал «Оставленные»). И как и Перротта, Томашпольский вложил в шокирующие данные двойственный смысл, буквальный и фигуральный: люди теряются, исчезают физически потому, что испытывают потерянность и смятение в душе.

Съемки «Постороннего» проходили в Киеве и на Бортнической станции аэрации. И нисколько неудивительно, что эта ошеломляющая конструкция, производящая совершенно грандиозное впечатление, стала для режиссера толчком и одним из источников вдохновения наряду с болезненной памятью о фантомном отце и пугающей статистикой International Commission on Missing Persons. В итоге украинскому кинематографисту удались две ключевые вещи: рассказать невероятную, интригующую историю и создать плотную, насыщенную орфическую атмосферу, наполненную эзотерическими и нумерологическими фетишами. А еще снять детектив, триллер, фантастику, хоррор, комедию, драму, фантасмагорию и антидраму (драму абсурда) в одном причудливом флаконе.

Томашпольский создает на экране подлинную магию кино, виртуозно управляясь с самыми обыденными явлениями и используя самые обыденные подручные средства. И никакой компьютерной графики, лишь олдскульные грим, костюмы и декорации. Нелепое чучело или маска с подачи мастера пугают и завораживают похлеще голливудских спецэффектов, будто у каждого предмета в кадре есть душа и содержание, некий потаенный смысл. Проносящийся поезд метро создает магию исчезновения, а плавленый воздух и искривленное пространство переносят в диковинное зазеркалье. С водой же Томашпольский работает как истинный аквамен, акванавт, маринист, водяной, режиссер-амфибия…, пуская картинки и звуки единым бирюзовым потоком, соединяющим мир этот и тот, куда уходят исчезнувшие (как в мини-сериале Пабло Ларраина «История Лизи» по Стивену Кингу). И конечно, как у Льюиса Кэрролла, отдельным фетишем являются часы.

Слабым местом фильма могла бы стать актерская игра, как это, к сожалению, зачастую бывает в украинском кино. Но Томашпольский по возможности решает и эту задачу: говорит актерам делать каменные лица и не выказывать никаких эмоций, и так же каменно произносить все реплики, как в картинах финского мэтра Аки Каурисмяки… Конечно, при просмотре «Постороннего» вспоминаются и другие зарубежные киты-мувимейкеры и их работы, несомненно повлиявшие на эту своеобразную и эпатирующую стилистику. Тут и «Форма воды» Гильермо дель Торо, и «Лекарство от здоровья» Гора Вербински… И никак нельзя не провести параллель между инспектором Глуховской в исполнении Анастасии Евтушенко и следователем милиции Фаиной Михайловной в исполнении Ренаты Литвиновой из символично-сюрреалистичного авторского киновысказывания «Богиня: Как я полюбила»: обе холодные, отстраненные высокие блондинки в плащах, расследующие загадочное исчезновение (или похищение) и попутно заглядывающие вглубь себя, на потустороннюю территорию, за зеркало, в густое, как лесная чаща, запределье.

Томашпольский делает балансирующие на грани серьезности и иронии отсылки к искусству, в частности к литературе и живописи. В эпиграфе обращается к монументальному американцу Говарду Лавкрафту, который считал себя сторонним наблюдателем самых глубоких человеческих страхов, вызванных столкновением с неизведанным и непостижимым, и наследует культовый лавкрафтовский ужас и лавкрафтовскую мифологию. Далее многократно упоминает немецкого интеллектуала Томаса Манна, аналогично исследующего фатальное приближение смерти и касание потустороннего, трансцендентного мира (повесть «Смерть в Венеции», романы «Волшебная гора» и «Доктор Фаустус»). А названием, должно быть, делает оммаж великому французскому экзистенциалисту Альберу Камю и его дебютному роману «Посторонний», герой которого настолько инфицирован апатией и отчужденностью, что чувствует себя посторонним на похоронах собственной матери и не роняет ни единой слезинки.

Импрессионистское полотно «Купальщицы», в котором живут исчезнувшие гимнастки-пловчихи, иронизирует на тему одноименного живописного тренда, которым были охвачены художники девятнадцатого-двадцатого века от Поля Сезанна до кубиста Пикассо. И одновременно отсылает к демоническим существам сиренам из древнегреческой мифологии, живущим на поверхности моря (отцом которых был Ахелой, сын титана Океана), и живущим в глубинах моря русалкам, дочерям морского владыки, и обнаженным девам океанидам, присматривающим за всеми водными потоками. И если Земля плоская и стоит на трех слонах и черепахе, то космос и все неизведанное – это вода, в которой сидит гигантская тортилла.

Кроме блуждающего отца и безликих служителей станции аэрации в противогазах и желтых защитных костюмах, в фильме нет мужских персонажей. Совсем. Режиссер посвящает кино родителю, которого не знал, но видит мать, которую знал и любил. Поэтому экран заполняют красивые женщины, статные и нагие, сбросившие одежды нимфы, свободные, неуловимые, роковые, царственные, фантастические.

Анастасия Лях