Цвет из иных миров (Color Out of Space)

Карьера Николаса Кейджа – как американские горки. Не в том смысле, что взлеты чередуются с падениями, эта формула касается практически любого. А в том смысле, что и весело, и страшно, и стошнить может, но в целом – сумасшедший и крутой аттракцион.

После авторского психоделического хоррора о кровожадной вендетте «Мэнди», где обезумевший лесоруб в исполнении Кейджа, размахивая секирой и бензопилой, противостоял сектантам в духе коммуны Мэнсона и банде адских байкеров на кислоте, актер появился в еще одном хорроре, полном безумия, яркого цвета, неизведанности и таинственности космоса, а также ностальгии по ужасам 80-х. Причем одним из продюсеров проекта снова выступил Элайджа Вуд и его компания SpectreVision.

Снова перед зрителем расстилается темный, по-сказочному дремучий лес, оторванная от цивилизации глушь, в которой нашел покой и умиротворение главный герой и его семья (в случае «Мэнди» это была одна только горячо любимая жена, здесь же у персонажа Кейджа супруга и трое детей). Там Кейдж играл дровосека, а здесь повествование начинается фразой о том, что «здешние деревья никогда не знали топора лесоруба», а «ручьи, скрытые густыми ветвями, никогда не знали солнечного света».

«Цвет из иных миров» – адаптация одноименного рассказа Говарда Лавкрафта (собственно, фильм начинается цитатой из книги), гения, совместившего мистический ужас с научной фантастикой и породившего отдельное хоррор-явление в литературе под названием «лавкрафтовский ужас». Но только рассказ Лавкрафта был опубликован в конце 1920-х, а действие и вовсе разворачивалось в 1882 году. На экране же события перенесены в наши дни, так что одна из многочисленных проблем, с которыми сталкивается семейство, – перебои с вай-фаем.

Сценарист и режиссер Ричард Стэнли (южноафриканский мувимейкер, всю жизнь увлекавшийся мистикой и научной фантастикой, несмотря на начинания в документалистике, и глубоко почитающий творчество Лавкрафта) в целом не отходит от первоисточника и воссоздает атмосферу и сюжетную линию максимально точно. И кажется, что в этой картине помимо Лавкрафта пересекаются братья Стругацкие («Пикник на обочине», конечно же) и Стивен Кинг. Но в то же время вносит казалось бы незначительные, но яркие авторские штрихи и авторский юмор в частности.

Смотрите легально на MEGOGO

Например, в сцене, где фермер-семьянин-отшельник, главный герой в исполнении Кейджа (которому сюжетом уготовано пусть не такое сумасшедшее, как в «Мэнди», но все же отменное радужное безумие, для которого просто-таки создано лицо актера), на участок которого упал метеорит, дает интервью телевизионщикам, а потом, наблюдая неуклюжего себя по телевизору, сетует, что никто не сказал, что его волосы торчат, как воронье гнездо. Или же элемент с альпаками. В книге фермер выращивал помидоры и яблоки и держал лошадей и коров, а в фильме он выращивает гогошары и держит альпаков. Как говорит ему дочь (в книге, к слову, у героя три сына): «Никто не ест альпаков, из них делают свитера». И это, безусловно, добавляет происходящему еще щепотку если не аменции, то безрассудства.

«Цвет из иных миров» отбрасывает нас в эпоху научно-фантастического хоррора «Капля» (не оригинала 50-х, а ремейка 1988 года) и прочих так называемых боди-хорроров, родоначальником и идеологом которых стал Дэвид Кроненберг, от культового «Видеодрома» до кибер-извращенной «Экзистенции». Телесные метаморфозы здесь выглядят по-настоящему шокирующими и уверенно необратимыми, то есть зритель прекрасно понимает, что жизнь героев никогда не станет прежней и не вернется в норму.

Столпом лавкрафтовского ужаса был неведомый человеческому глазу цвет из космоса, оттенок которого невозможно было описать словами. Этот цвет по Лавкрафту символизировал ограниченность людских знаний и наше абсолютнейшее невежество в контексте загадок вселенной. Увы, показать на экране цвет, которого в природе, известной нам, не существует, конечно же, не представляется реальным. Так что в фильме это оттенок, который можно назвать неоновым цикламеном. Но смотрится он поистине шизофренически и потусторонне.

В итоге герой Кейджа оказывается на этот раз вовсе не обезумевшим мстителем, а обезумевшим лузером, который проживает скучную и абсурдную одновременно жизнь. Например, часами доит альпак, которые дают от силы стакан молока. И эта иррациональность достигает апогея, когда нечто еще более иррациональное берет бедолагу в свои тиски и перемалывает, как беспощадный вселенский шредер.

Анастасия Лях