Николас Кейдж – самая неровная и удивительная голливудская фигура. Он всякий раз удивляет выбором ролей и выбором сюжетов. Причем удивляет как в негативном, так и в позитивном ключе. Иногда умело притворяется полной бездарью. Иногда выглядит подлинным гением. И будучи племянником Фрэнсиса Форда Копполы (у которого на заре карьеры снялся в стильной черно-белой «Бойцовой рыбке», гангстерском «Клубе «Коттон» и фэнтезийно-музыкальном ромкоме с Кэтлин Тернер «Пегги Сью вышла замуж»), давным-давно гордо не пользуется ни связями, ни фамилией. Кейдж – человек действительно гордый. И сильный. Столько раз, сколько он получал нагоняй от критиков, не получали, наверное, ни Бен Аффлек, ни Адам Сэндлер, ни даже Сильвестр Сталлоне. И в плане интернет-мемов он тоже, кажется, рекордсмен. Но никакая ругань, никакие издевки его не ломают. И после обилия вопиющего говна он с легкостью выдает что-нибудь практически шедевральное.
Покидая Лас-Вегас (Leaving Las Vegas, 1995)
Очень грустное кино, поставленное по роману, автор которого незадолго до выхода экранизации покончил жизнь самоубийством. И очень грустная роль Николаса Кейджа, которая принесла ему заветную оскаровскую статуэтку. Актер сыграл голливудского сценариста-алкоголика, который лишившись работы и средств к существованию, поджигает свой дом и отправляется в Лас-Вегас, где встречает такую же несчастную и потерянную, как он сам, проститутку. В этой априори лишенной всякой надежды драме руку помощи и крупицу последней, хрупкой любви протягивают друг другу две одинокие, опустошенные души, но их призрачное счастье и призрачные отношения заведомо обречены. Невыносимо печальная, но полная поэзии история раскрыла всю ту нежность и трагедию, на которые способен Кейдж.
Власть луны (Moonstruck, 1987)
В карьере Николаса Кейджа, кажется, было абсолютно все. И панк с разноцветным хаером и галстуком на голую грудь из молодежной комедии «Девушка из долины», и нацеленный убить собственных детей одержимый папаша из чернокомедийного слэшера «Мама и папа»… Но именно романтики было очень и очень много. Возможно, Кейдж – один из самых романтических голливудских актеров. И конечно, особенно много ее, романтики, было на заре карьеры, когда артист был молод, страстен, эксцентричен (впрочем, эксцентрика в нем осталась по сей день), а еще не успевшая до конца американизироваться горячая итальянская кровь в его венах кипела и клокотала, как забытая на плите кофеварка. В мелодраме «Власть луны», раскрывающей будни и праздники обычной жизни итальянских иммигрантов в нью-йоркском районе Бруклин-Хайтс, актер выступил партнером восхитительной Шер. В истории одного темпераментного семейства, где у каждого есть свои секреты и мечты, у каждого бурлят свои перипетии, Кейдж и ошеломительно прекрасная Шер сыграли пару влюбленных, которые не могут раскрыть свои чувства, так как героиня, мыслящая рационально, планирует выйти замуж не за героя, а за его куда более спокойного, покладистого брата. Тут полный пыла и очарования взъерошенный, по-доброму волчий персонаж Николаса Кейджа запомнился не только деревянным протезом (герой работает в пекарском цеху, и однажды хлеборезка лишила его кисти), но и мощным любовным энтузиазмом. А сам фильм до сих пор фигурирует в топах лучших в истории романтических картин.
Адаптация (Adaptation, 2002)
Очень сложно сказать, какая именно из многочисленных ролей Николаса Кейджа самая сумасшедшая. Но игра в трагикомедии «Адаптация» по одному из заковыристых сценариев Чарли Кауфмана определенно в топе. У этого проекта крайне любопытная история создания. В то время Кауфман должен был написать сценарий некоего так и не случившегося фильма под названием «Похититель орхидей». Но сценарист переживал затяжной творческий кризис, и работа вообще не клеилась. В итоге Кауфман написал другой сценарий, автобиографический: о том, как он пытался написать «Похитителя орхидей». А Кейдж сыграл не только альтер эго писателя, но и его вымышленного брата-близнеца Дональда Кауфмана, эдакого темного доппельгангера, который, пока Чарли страдает от меланхолии и творческого ступора, пишет ширпотребный сценарий психологического триллера, наполненного банальностями и клише, и продает его голливудскому мейджору за шестизначный гонорар.
Дикие сердцем (Wild At Heart, 1990)
В числе прочего Николасу Кейджу однажды повезло поработать с самим Дэвидом Линчем. А Линчу повезло, что роль вышедшего из тюрьмы романтика-бродяги Сэйлора исполнил именно Кейдж. Это хулиганское криминально-романтическое роуд-муви, получившее каннскую «Золотую пальмовую ветвь», в котором Николас Кейдж и Лора Дерн сыграли пару сбежавших в Калифорнию влюбленных, запомнилось не только сказочными отсылками к «Волшебнику страны Оз» и камео актрис Шерилин Фенн и Шерил Ли из вышедшего в том же году «Твин Пикса», но и ярким образом лихого, действительно дикого сердцем протагониста-мечтателя, исповедующего любовь и свободу. И как же молодому Кейджу к лицу была эта пижонская куртка из змеиной кожи! И в том эффектном финале, где Сэйлор бежит по крышам машин в дорожной пробке и поет, стоя на капоте, «Love Me Tender», Кейдж и впрямь похож на рок-н-рольного короля из давно ушедшей дикой и стиляжьей эпохи.
Птаха (Birdy, 1985)
Антивоенная психологическая драма Алана Паркера, получившая в Каннах Гран-при, рассказывает о катастрофических эмоциональных последствиях войны посредством дружбы двух совершенно непохожих друг на друга приятелей. Один – ранимый, мечтательный, хрупкий юноша, замкнутый и оторванный от реальности. Другой – жизнерадостный балагур, весельчак, воспринимающий жизнь как аттракцион. Ужасы Вьетнамской войны необратимо меняют обоих. Один перестает шутить и смеяться, другой сходит с ума и пытается взлететь в небеса как птица. Николас Кейдж сыграл весельчака Эла, ставшего по возвращении из Вьетнама угрюмым, но сохранившего здравость рассудка и пытающегося помочь обезумевшему другу. Тонкое и горькое кино, переплетающее нежную поэзию с жестокой трагедией.
Воспитывая Аризону (Raising Arizona, 1987)
В эксцентричной комедии братьев Коэнов Николас Кейдж сыграл бывшего вора-рецидивиста, который женится на девушке-полицейской и решает завести нормальную семью. Когда же выясняется, что его возлюбленная, которая очень хочет ребенка, бесплодна, а тюремное прошлое героя не позволяет прибегнуть к усыновлению, находчивый протагонист задумывает похитить младенца у счастливчика из теленовостей по фамилии Аризона, который недавно стал отцом пятерых близнецов и едва ли заметит и сильно расстроится, если одним станет меньше. В этой традиционно черной коэновской комедии, где живой младенец постоянно передается из рук в руки, раз за разом становясь объектом похищения и являясь, по сути, классическим киношным макгаффином (то есть «предметом», за которым все персонажи охотятся, которым все пытаются завладеть, но который в действительности сам по себе не имеет ни малейшего смысла), Кейдж создал еще один яркий культовый образ. Его усы, бакенбарды, гавайская рубашка поверх белой майки-алкоголички, бутылочка для кормления в руке и теперь уже ставшее «кейджевым классическим» безумие в глазах (да и в действиях тоже) соединились в незабываемый коэновский архетип добродушно-сумасшедшего чудилы-киднеппера.
Плохой лейтенант (Bad Lieutenant: Port of Call New Orleans, 2009)
Немецкий мэтр Вернер Херцог то ли на полном серьезе, то ли с долей иронии снял англоязычную криминально-полицейскую драму, являющуюся то ли ремейком, то ли отсылкой к одноименной картине Абеля Феррары, признанного мастера американского криминального триллера. В оригинале главную роль исполнил Харви Кейтель, а Херцог позвал в свою версию Николаса Кейджа, на тот момент переживающего далеко не лучший творческий и карьерный период (и это тоже было частью иронизирования, с которым немецкий арт-постановщик подошел к эксплуатации типичного голливудского жанра про копа-протагониста). Как и оригинал, ремейк показывает стража порядка на грани зла и добра, не супергероем-патриотом, что мочится со звуком и ритмом национального гимна, но человеком, полным пороков и слабостей, что медленно скатывается в бездну, но честь и совесть в котором все же атрофированы не до конца.
Джо (Joe, 2013)
На фоне угрюмо-пасторальных пейзажей штата Миссисипи, в глубокой глуши разворачивается история одинокого мужчины и одинокого подростка, которые становятся друг другу отцом и сыном. В драме Дэвида Гордона Грина Николас Кейдж сыграл загадочного Джо, бывшего преступника, который ведет уединенный, отшельнический образ жизни, но внезапно становится наставником и единственной опорой, единственным источником небезразличия для пятнадцатилетнего парня (Тай Шеридан), страдающего от нищеты, отсутствия крыши над головой и рукоприкладства пьяницы-отца; вынужденного заботиться о младших братьях и сестрах. Джо – суровый и жесткий. У мальчишки – суровая и жесткая жизнь. Но вместе они пытаются построить что-то хорошее и человечное в забытой богом дыре на задворках Америки. Эту роль можно назвать в некотором смысле предвестницей потрясающего выступления Кейджа в инди-драме «Свинья», где его герой – тоже одинокий и суровый отшельник в оторванной от цивилизации глухомани, но только заботится он по-отцовски не о мальчике, а о натуральной свинье.
Мэнди (Mandy, 2018)
В «Мэнди», одном из лучших фильмов о мести, Николас Кейдж сыграл живущего в глуши дровосека, любимую жену которого сжигают живьем полоумные сектанты на кислоте. Герой берет в руки секиру и отправляется убивать ублюдков. В этой психоделической версии «Безумного Макса», где злодействуют адские байкеры, господствует сила багрового цвета и ненавязчиво вмешивается магия космоса, отчетливо слышны синефильские ноты боевиков эпохи видеокассетников. И динозавр Николас Кейдж идеально вписывается в этот авторский ретроспективный взгляд на современный кровавый экшн. Он здесь – и отчаянный мститель, и маньяк-психопат с топором и бензопилой, и готический рыцарь, защищающий даму сердца. Кейдж истошно вопит, голосит, воет; умывается потоками крови и нежно хранит в памяти полный любви и гармонии хрупкий мирок, который существовал для них двоих и был грубо, жестоко разрушен фанатичным зверьем без крова и чести. Несомненно, один из самых ярких и знаковых образов в карьере актера, сокрушительный, титановый, бешеный.
Апофеоз позднего (а быть может, и всего в целом) мастерства Николаса Кейджа – роль уставшего от жизни бородатого отшельника Роба, живущего в лесу в деревянной халупе вдвоем со свиньей, которая помогает находить в чаще драгоценные трюфели. Часть герой продает городским рестораторам, часть оставляет себе и печет ароматные трюфельные тарты. Его счастливое уединение и гармоничное существование нарушают внезапно ворвавшиеся в дом похитители, которые крадут самое дорогое… Здесь персонаж Кейджа отчасти ассонирует с Джоном Уиком, который разворотил пол-Нью-Йорка из-за щенка. Роб же поднимает на уши весь город из-за свиньи. Причем вовсе не потому, что та находила трюфели и была выгодным приобретением, а потому, что та была единственным другом, родным существом, и он ее искренне любил. Самая душераздирающая (но никак не сентиментальная) роль актера, как никто другой умеющего озадачивать и ошеломлять. Суровый отщепенец-затворник, молчаливый и угрюмый мизантроп скрывает за маской неотесанного мужлана и нелюдимого дикаря израненную душу и неуемную боль невосполнимой, опустошающей утраты. В мире, где свиней за друзей не считают и пускают на ветчину и бекон, этот тираннозавр, этот ископаемый доцивилизационных времен несет в себе последние остатки подлинной любви и человечности.
Анастасия Лях
