Великая свобода (Grosse Freiheit)

Парадоксально, но факт. На 12-м Одесском кинофестивале мюзикл про любовь «Аннетт» с голливудскими звездами на поверку оказался гнетущим шедевром, оставляющим в душе не просто горький осадок, но черную дыру. А вот немецкая тюремная драма про преследование геев в послевоенной Германии наоборот, неожиданно оставила после себя исключительно светлые, положительные эмоции и даже какую-то романтическую окрыленность… «Великая свобода» австрийского режиссера Себастьяна Майзе участвовала в параллельной конкурсной программе Канн «Особый взгляд» и получила приз жюри.

На вступительных титрах на экране появляется зернистое, шероховатое, трясущееся изображение винтажного кинопроектора с соответствующим закадровым шумом и потрескиванием. Любительская видеозапись демонстрирует общественные туалетные кабинки, в которых происходят гомосексуальные оральные контакты. Десятки мужчин мелькают в кадре, заходят и выходят…, после чего начинается полицейская облава. Похожей сценой фильм и закончится. На экране будут мелькать мужчины в самых различных позах, занимающиеся друг с другом сексом. Но только это будет уже совсем другое время, десятилетия спустя. И вместо шухера в туалетных кабинках – первый легальный гей-клуб.

Главный герой – Ганс в исполнении немецкого актера Франца Роговского (известного по «Хэппи-энду» Михаэля Ханеке, а также фильмам Кристиана Петцольда «Транзит» и «Ундина»; прозванного европейским Хоакином Фениксом). Мы наблюдаем его на протяжении почти что трех десятилетий, от 1950-х до 1980-х. Снова и снова он попадает в тюрьму за гомосексуализм. Выходит и опять попадается. Выходит и опять попадается… Эдакий отпетый гей-рецидивист. Параллельно с тем, как Ганс, уперто не желающий отказываться от права на любовь, переживает и проживает свои многочисленные тюремные вылазки, ставшие его стабильным и единственным образом жизни, свой долгий-долгий срок за убийство отсиживает гетеросексуал Виктор (австрийский актер Георг Фридрих, обладатель берлинского «Серебряного медведя» за немецко-норвежскую роуд-драму «Белые ночи»), уже успевший стать местным авторитетом и постоянно разглядывающий в своей камере вырезки из порножурналов с голыми женщинами.

Себастьян Майзе оправданно назвал свое кино амбициозным словосочетанием «Великая свобода». Не потому, что оно предельно далеко от слащавой гей-романтики. И не потому, что окунает зрителя в ожидаемую жесть тюремных реалий. Но потому, что в том, как Ганс, этот казалось бы маленький человек, хрупкий и уязвимый, упрямо и стойко раз за разом делает один и тот же жизненный выбор, – и есть подлинное величие и настоящая свобода. Практически все действие разворачивается в стенах исправительного учреждения. Практически вся жизнь Ганса проходит тут. Здесь он проводит куда больше времени, чем на буквальной свободе. Но кажется, именно так, снова и снова настаивая на своем, он ощущает себя свободным человеком. Запертым, но вольным внутри.

Первый контакт Ганса и Виктора происходит в послевоенных 50-х. Суровый Виктор сходу предупреждает, что если новоиспеченный сокамерник, прибывший по известной статье, к нему попытается прикоснуться, то будет, как говорится, собирать с пола зубы. Тихий Ганс на рожон, понятно, не лезет, но Виктор замечает на запястье вытатуированный номер, пометку заключенного концентрационного лагеря (из огня да в полымя: сперва неугодный родине по крови, затем неугодный по физиологическим потребностям), и, достав из-под полы чернило и иглу, предлагает перебить клеймо рисунком. С этого начинаются длительные неровные отношения между двумя очень разными персонажами, шероховатые, как изображение кинопроектора.

Смотрите легально на MEGOGO

На примере «Великой свободы» можно в очередной раз убедиться, насколько параллельный монтаж превосходит последовательный по части динамики и выразительности. Без временных скачков и разрывов история взаимоотношений Ганса и Виктора, скорее всего, была бы не просто статичной, но скучной и натянутой в своей протяжной поступательной трансформации. Но попеременно врываясь то в один, то в другой период их противоречивой, извилистой дружбы, камера демонстрирует ломку, мутацию, эволюцию чувств в движении.

За маской чернухи про жестокость охранников, прессинг и суициды, минеты через окошко тюремной камеры… режиссер прячет, но затем подобно ночному цветку неожиданно и деликатно раскрывает нежную и прекрасную историю про любовь. Любовь как стержень и сущность свободы. Под занавес, перед приближающимся падением берлинской границы, Ганс, такой же упрямый и царственный в своих постоянстве и железной воле, еще раз доказывает право любить, твердое и непреклонное, способное сломать любую стену.

Анастасия Лях