Віддана

Роман Софии Андрухович «Феликс Австрия» примечателен не столько историей, которая в нем рассказана, сколько смачностью языка, которым она рассказана. И ровно то же самое можно сказать про экранизацию «Віддана», которая не увлекает сюжетом, периодически коробит плохой игрой обеих актрис, но подкупает неоспоримой вкусностью и декораций, и реквизита, и костюмов, и приготовленных блюд, аромат которых так и норовит сойти с экрана прямиком в зрительный зал; и, конечно же, пряностью двух обнаженных женских тел, таких разных, но поданных в равной степени исключительно аппетитно; и сочностью, лакомостью фантазии, позволяющей запеченной в духовке рыбе как ни в чем не бывало соскользнуть с противня и поплыть по воздуху, игриво виляя плавником, а затем благополучно нырнуть обратно в реку.

История о разных гранях любви и преданности, что одновременно и усладно приятны, и мучительно тягостны; о разных гранях свободы и несвободы; о ревности и соперничестве; наконец о запоздалом взрослении, разворачивающаяся в австрийской провинции в конце девятнадцатого столетия, совершенно хаотична и, честно говоря, бестолкова и в плане деления на главы, и в плане переплетения различных сюжетных линий (линия запутанной связности двух героинь, линия священника и его тщедушной супруги, линия иллюзиониста и «пластилинового мальчика»), и в плане финального твиста, чуть натужно и чуть нескладно обыгрывающего небезызвестную мысль о том, что зачастую нам слышится то, что мы хотим слышать, а не то, что реально. Но сказочно душиста и сладострастна; пропитана терпкой, духмяной чувственностью и запашистой эстетикой.

Неслучайно обложка книги и рифмующаяся с ней заставка картины вызывают ассоциации с немецким фантазийным фольклором о Розочке и Беляночке. «Віддана» – это костюмная сказка, в которой помимо упомянутой феерии также прослеживаются сюжеты о Золушке, Госпоже Метелице тех же братьев Гримм (которая в славянском фольклоре нашла отражение в «Морозко») и прочих рожденных народной мудростью героинях-сестрах, из которых, как водится, одна родная, другая нет, одна белоручка, другая пчелка, одна капризна и эгоистична, другая наделена большим сердцем. Правда, у Софии Андрухович все не так однозначно и двуполярно, но противоречиво, путано, многогранно.

Здесь есть не только воскресшая после приготовления рыба (возможно, вдохновленная сценой из «Бриллиантовой руки», где в ресторане взлетает со стола зажаренная дичь; а возможно, плывущей по воздуху рыбой из «Аризонской мечты»), но и разговаривающие с главной героиней старинные портреты (впрочем, купленные на рынке у исключительно модельного торговца рыбешки с ней тоже ведут активнейшую беседу), и ожившие оригами, и много других фокусов, способных занять зрителя подобно тому, как фигурки из бумаги занимают ребенка. И это помимо откровенного, но не пошлого эротизма, в который авторы ловко погружают публику с едва ли не первых кадров.

И надо сказать, именно запах становится ключевым в восприятии этой истории. Здесь ощутимы самые различные благоухания и душки: аромат распущенных женских волос, аромат теплой ванны с секретными травами, букет из ванили и свежеиспеченного теста, румяной курицы, грибов, картофельного пляцека и профитролей; запах плоти, жаждущей прикосновений, … смрад утренней мочи, расплескавшейся из ночного горшка…

Смотрите легально на MEGOGO

Собственно, благодаря запахам и складывается рассказ. Вернее, складывается отражение, которое этот рассказ находит в глазах зрителя. Как послевкусие блюда, засевшее в памяти. Жаль только, что инструменты подачи истории оказались куда ярче и насыщеннее самой истории.

Анастасия Лях