Гений (Genius)

Это не гениальное кино. Но хорошее. И оно не столько о дружбе между эксцентричным писателем Томасом Вулфом (ярчайшим представителем «потерянного поколения» наряду с Фицджеральдом, Хемингуэем и Ремарком) и легендарным редактором и издателем Максвеллом Перкинсом, как написано в синопсисе, сколько о работе и профессии, причем работе и профессии второго, а не первого. О писателях фильмов найдется немало, но о редакторе этот, кажется, первый.

В 1929 году к Перкинсу попала рукопись под названием «Потерянный», которую ни один из прочих известных издателей не захотел не то что напечатать, но даже прочесть. Имени Томаса Вулфа тогда никто не знал. Ни один из его романов к тому времени еще не был опубликован. Вулф бедствовал, пока не приглянулся богатой замужней Элине Бернстайн (на удивление, отличная игра Николь Кидман, как и в недавней «Чужой стране»), ставшей его покровительницей, кормилицей и любовницей. И вот без всякой надежды на положительный ответ громкий, темпераментный, чудаковатый Вулф ворвался в офис Перкинса, чтобы авансом, не дожидаясь решения, оскорбиться, выхватить увесистый манускрипт и убежать. Однако спокойный, вежливый, бесстрастный Перкинс, не обращающий особого внимания на граничащие с истерикой всплески неуместных эмоций суетливого визитера, произнес «Мы опубликуем ваш роман. Если вы, конечно, не против», хладнокровно черкая в этот момент «Прощай, оружие!».

В итоге «Потерянный» был издан под названием «Взгляни на дом свой, ангел» и имел большой успех. После чего плодовитый Вулф не без помощи грузчиков приволок в кабинет Перкинса пять тысяч страниц своего нового сочинения «О времени и о реке», которое пришлось сокращать и переписывать несколько лет. Между писателем и редактором завязалась тесная дружба: Перкинс видел в Томе не только уникально одаренного романиста, самородка, неограненный алмаз и тому подобное, но и сына, которого у него никогда не было (бог послал пять дочерей); а Вулф нашел в Максе наставника, учителя и замену отца, скончавшегося много лет назад. Увы, их привязанность друг к другу, в равной степени вызывавшая ревность и у скандальной, экспансивной Элины Бернстайн, и у тихой и покладистой жены Перкинса, оборвалась. И причиной тому стала не ранняя скоропостижная смерть Вулфа, которого убил милиарный туберкулез мозга (нечто наподобие менингита, только с образованием опухолей и на те годы совершенно неоперабельное и стопроцентно летальное), но его эгоистичный, амбициозный, самовлюбленный, инфантильный, ветреный, пустозвонный, нечуткий, жестокий характер.

«Гений», находящийся где-то посередине между оскароносным байопиком «Король говорит!» и скромной, малоизвестной черно-белой биографией «Зажигая звезды», умело обманывает ожидания зрителя. В то время как публика готовится выслушать и увидеть рассказ о гении Томаса Вулфа, авторы исподтишка разворачивают гений Максвелла Перкинса, человека, всю жизнь находящегося за кулисами, в тени чужого таланта. Впрочем, оба гения сценаристы справедливо поддают сомнению. Подробные сцены непосредственно редактуры (снятые, к слову, живо и с юмором, хотя, казалось бы, что может быть скучнее «работы над ошибками») будто призваны разделить зрителей на сторонников писателя и сторонников издателя (вечный спор между автором, до последней запятой защищающим целостность своего детища, и безжалостным редактором-хирургом, отсекающим все лишнее). Первые придут к выводу, что «дым «Честерфилда», лазурная голубизна глаз и нежная розовость рук, напоминающая прикосновение моллюска» придают описанию образности. А вторые сочтут, что «Он увидел женщину и точка» куда информативнее и четче.

И тогда возникает вопрос. Такой ли уж гений тот, чье творение пришлось приводить в божеский вид, оттяпывая исполинские куски бессмысленной «воды»? И такой ли уж гений другой, кто сам не в состоянии ничего написать, но охотно рубит полет чужой мысли? «Слава богу, ты не редактировал Толстого!» – кричит раздосадованный Вулф Перкинсу. На что тот в одном из последующих эпизодов отвечает: «Постоянно думаю и боюсь: вдруг я не совершенствую тексты, а переиначиваю их…?». Нам же, читателям, не имеющим возможности сравнить до и после, никогда не узнать ответа.

Смотрите легально на MEGOGO

Помимо интересных вопросов о гении, картина дебютанта Майкла Грандаджа вовлекает в телесную и одновременно поэтичную атмосферу 30-х, где серые дождливые улицы, пропитанные Великой депрессией, дивным образом рифмуются с неутихающим ритмом оркестрового джаза и началом колоритной «эпохи свинга». «Я не люблю музыку». – «Да смотри, ты ведь уже стучишь по полу ногой в такт этой мелодии». И ты, будучи зрителем, замечаешь, как сам непроизвольно постукиваешь ботинком.

Особого оттенка повествованию придает скоротечное появление на экране крепкого, прямолинейного Хемингуэя в выразительном и убедительном исполнении Доминика Уэста и наоборот, тонкого и деликатного Фицджеральда в лице Гая Пирса. Здесь любопытно провести параллель между изображением Зельды и Фицджеральда у Вуди Аллена в «Полночи в Париже», где они были полнокровной, бесшабашной, бравурной парой, и метаморфозой, показанной в «Гении», случившейся с писателем из-за сумасшествия любимой женщины, творческого кризиса и финансового провала «Великого Гэтсби».

В истории о дружбе двух мужчин, маниакально увлеченных своим делом, не последнюю роль играют женщины. Однако примечательной оказывается вовсе не та сторона, где сексуальная и семейная жизнь уходят для главных героев на второй план, но та, где желания и способности женщины безоговорочно попираются. Причем как эгоистом Вулфом, плюющим на работу Элины в качестве театрального художника, так и альтруистом и джентльменом Перкинсом, без зазрения совести отвечающим на вопрос дочерей «Почему ты не пускаешь маму на сцену?» фразой «Потому что свет рампы не идет женщине ее возраста».

Колин Ферт в роли именитого издателя сдержан, немногословен, большую часть экранного времени почти незаметен, как и положено человеку «в тени». Однако герой его обладает какой-то безусловной положительной мощью. Словно несокрушимый гангстер из эпической криминальной саги он ни разу за весь фильм не снимает шляпу. Кроме той сокрушительной сцены, где читает прощальное письмо Тома.

Джуд Лоу же предстает в не самом выгодном свете, театрально размахивая руками и воплощая характер персонажа хоть и экспрессивного, но фальшивого. Проходя мимо раздачи бесплатной еды безработным, Вулф ударяется в самобичевание и экзистенцию в духе «кому нужны мои писульки, если люди голодают?». Но уже через секунду пускается в очередную авантюру с блаженством на лице… Таким ли в действительности был гениальный писатель? Мы, зрители, получаем информацию лишь в отредактированном кем-то варианте.

Анастасия Лях

гений кадр 1