Чорний ворон

В прокат вышел украинский исторический фильм «Черный ворон», экранизация одноименного романа Василия Шкляра, изданного в 2009 году и посвященного борьбе «черных казаков» («черных запорожцев» или «черношлычников») с советской властью в начале 1920-х годов, сразу же после победы большевистской революции. Сюжет ограничивается рассказом о самопровозглашенной Холодноярской республике, которая просуществовала с 1919 по 1922 годы на территории Чигиринского уезда Киевской губернии (теперь это Чигиринский район Черкасской области) в урочище под названием Холодный Яр. Центром республики было село Мельники, правителем – главный атаман, а лозунгом – «свобода или смерть».

Художественную часть исторических событий составляет линия главного героя, который воевал на Первой мировой, получил георгиевские ленточки, но не обрадовался победе красных. Женился, хотел жить-поживать тихо и мирно с молодой женою-красавицей, ожидающей первенца. Да не вышло. После того, как чекисты замордовали в тюрьме его старенького отца, герой пошел в лес и присоединился к холодноярским казакам, став атаманом по прозвищу Черный ворон.

Украинские фильмы так называемой «новой волны» (волны после событий зимы-весны 2014 года, аннексии Крыма и начала военных действий на Донбассе) продолжают развиваться преимущественно в двух рифмующихся направлениях: патриотическое кино, прославляющее современных героев, сражающихся за свободу и независимость от России; и патриотическое кино, прославляющее героев прошлого, аналогично сражавшихся за свободу и независимость от России. Все эти фильмы (за редким исключением) катастрофически друг на друга похожи, ставят патриотический дух выше всякой художественной и эстетической ценности, выше продуманной драматургии и приличной актерской игры. И кажется, будто во всех этих картинах на финальных титрах звучит одна и та же песня Вакарчука «Веселі, брате, часи настали…» (хотя это, конечно, не так).

Есть, безусловно, и такие проекты, как горькая сатира-калейдоскоп «Донбасс» Сергея Лозницы и антиутопия-рефлексия «Атлантида» Валентина Васяновича, насыщенные авторским стилем и эстетикой. Они получают похвалу от критиков, удостаиваются наград на международных кинофестивалях. Но не поднимают национальный дух. Поэтому для поднятия оного снимается другое кино, прямолинейное как трактор.

«Черный ворон» в целом из последних. И песня Вакарчука в нем таки играет на финальных титрах. И чекисты здесь, как и положено, карикатурные твари да упыри, а черные запорожцы – олицетворение мужества и отваги. И черный ворон или ворона периодически взмахивает в кадре крылом. А закадровый голос самого Василия Шкляра заполняет нарративные пробелы. Но в то же время нельзя не отметить, что фильм режиссера Тараса Ткаченко куда качественнее, чем, к примеру, относительно недавний байопик о Василе Стусе (как минимум здесь нет пошлятины в бане).

Смотрите легально на MEGOGO

Напомним, у Ткаченко перед работой над «Черным вороном» уже был удачный опыт экранизации литературного произведения. Речь о мелодраме «Гнездо горлицы», которая в грубых и неумелых руках легко могла превратиться в сугубо телевизионной направленности мыло, рассчитанное на пенсионерок и домохозяек. Но Ткаченко с головой погрузился в карпатский колорит, специфический мир «заробитчан», добился такого же погружения в образы от актеров и выдал правдивую и убедительную киноисторию. И точно так же поступил с «Черным вороном».

Роман Шкляра не просто излагает исторические события, приправленные художественным домыслом (романтическими связями, изменами, страстями, предательством, карательным братоубийством). Он ароматизирован собственной мифологией, заключающейся не только в богатой символике черной птицы (к слову, черный ворон вовсе необязательно означает предвестие смерти, несчастья, поражения в битве или наступление тьмы и сил зла; ворон на щите как атрибуте войны – символ очищения; и именно об очищении говорят герои книги и фильма, об очищении от «красной чумы», и эта война за очищение и фигурально, и, к сожалению, буквально продолжается до сих пор), но и в образе слепой вещуньи, и в трансформации главного героя, который из обычного приземленного парубка, телесного, материального, превращается в символ, в призрачного воина, мифического всадника, борца за волю сквозь столетия и поколения истории, движущейся вперед и одновременно по кругу.

И экранизация по возможности эту мифологию передает.

И помимо героев, злодеев, трусов, предателей, перебежчиков, мучеников есть в этом рассказе один персонаж, отличающийся безоговорочной честностью. Это китаец, который сперва носит красноармейскую шинель, затем – казачий жупан, хотя обе идеологии от него в равной степени далеки, оба костюма не имеют с его родной китайской культурой ничего общего. «Я служу тому, кто дает кушать», – говорит китаец, который никак за весь фильм не может наесться. «Умирать нестрашно. Голод – страшно», – продолжает он, будто предвещая дальнейшие беды и трагедии украинского этноса, таки захваченного в тиски «красной чумой» на многие-многие десятилетия вперед.

Анастасия Лях