Думаю, как все закончить (I’m Thinking of Ending Things)

Гениальный и непостижимый сценарист Чарли Кауфман, несколько лет тому назад попробовавший себя в режиссуре, выдал к недоумению зрителей и мозговой боли критиков, тщетно пытающихся расшифровать обильный поток кауфманских кодов, очередную головоломку под нарочито экзистенциальным названием «Думаю, как все закончить», дом которой любезно предоставил Netflix. И хотя формально фильм является экранизацией одноименного романа Иэна Рейда, опубликованного в 2018 году, в нем даже больше Чарли Кауфмана, чем в оригинальных сценариях Чарли Кауфмана. И это, конечно же, его еще одна самореференция. И именно здесь сошлись воедино все предыдущие кауфманские работы: «Вечное сияние чистого разума», «Адаптация», «Быть Джоном Малковичем», «Нью-Йорк, Нью-Йорк», «Аномализа».

Картинка фильма начинается с палитры винтажных настенных обоев. Зрительский взгляд фокусируется на чередовании классических узоров-паттернов, которые, собственно, и задают дальнейшее идейное наполнение сюжета, обыгрывающего синхронно существующие регулярности в природе, обществе, искусстве или проще говоря предсказуемо повторяющиеся шаблоны, из которых состоит наше Все. Затем начинается опять же исключительно формальная сюжетная структура: парень Джейк (Джесси Племонс из сериалов «Во все тяжкие» и «Фарго») везет свою девушку Люси (Джесси Бакли из инди-триллера «Зверь» и мини-сериала «Чернобыль») знакомиться с родителями, которые живут на отдаленной ферме, что называется, у черта на куличках. На дворе жуткий холод и сильно метет, предвещая снежную бурю. На этом в общем-то вся обычность истории и заканчивается, потому что дальше следуют абсурдистский хоррор, хмурая и безнадежная трагикомедия, сплошные ребусы, метафоры, аллюзии и символы.

По дороге в машине разворачивается долгий интеллектуальный диалог о поэзии, мюзиклах, кино и квантовой физике. «В природе не существует цветов, их создает наш мозг», – рассуждают герои. Этим Кауфман, вероятно, отмечает подлинность исключительно черно-белого кинематографа, которое стало фальшиво цветным, пройдя сквозь призму восприятия массового зрителя. Параллельно Люси ведет у себя в голове монолог, размышляя о том, «как все закончить». Закончить отношения с Джейком, с которым у нее, как ей кажется, нет будущего (впоследствии время перестанет идти линейно, и прошлое, будущее и настоящее смешаются в единый многозначительный витраж). Или закончить жизнь суицидом? Или закончить этот фильм, который едва начался?..

Чтобы зрителю было по-настоящему страшно и дискомфортно, Кауфман уподобляет сюжет лучшим фильмам ужасов последних лет: «Прочь» Джордана Пила (знакомство с родителями оборачивается для гостя/ гостьи истинным кошмаром) и «Реинкарнации» Ари Астера (мать Джейка играет Тони Коллетт). Когда герои подъезжают к дому и выходят из машины, наступает неуклюже затянувшаяся минута фальшиво радостного взаимного приветствия: застывшая под снегопадом пара машет фигуре в окне, и та машет в ответ, все долго друг другу машут, но после этого никто не открывает входную дверь и не выходит встречать гостей, а гости не идут в дом. Вместо этого Джейк ведет Люси в хлев, где лежит несколько мертвых ягнят и чернеет пятно (на месте пятна некогда лежали свиньи, которых заживо сожрали личинки). С порога Люси вдыхает затхлый запах отживания. «Ах ты вонючий лохматый монстр», – говорит она псу, живущему в доме. Только это душок не псины, а мертвечины, прошлой или будущей смерти собаки, буквально зависшей во времени и, как гифка из интернета, застрявшей в бесконечности момента стряхивания с шерсти дождевых капель или снежинок.

«Говорят, что мы идем сквозь время. Думаю, это время идет сквозь нас. Как поток морозного воздуха, после которого наступает гипотермия и смерть. Только что я сама была этим воздухом и прошла сквозь родителей Джейка. Увидела их прошлое, настоящее и будущее вплоть до последнего вздоха», – размышляет Люси после крайне странного вечера на обратном пути «домой». «Домой», куда герои так и не доедут, хотя Люси будет очень спешить в некий эфемерный, несуществующий «дом», место чужое и далекое, как Луна (об этом говорится в стихотворении современной канадской поэтессы Евы Х. Д. «Костяной пес», которое Люси зачитывает Джейку, выдавая за произведение собственного сочинения).

Очевидно, что Кауфман выбрал на главные роли Джесси Племонса и Джесси Бакли не только за актерский талант, но и за имя одно на двоих. Одно и то же имя, данное и мужчине, и женщине. И Джейк, и Люси – авторское альтер эго, переживающее еще одно мгновение экзистенции. Неслучайно в одной из сцен Люси рассматривает семейные фотографии и цепенеет перед снимком, на котором изображен маленький Джейк: «Да это же я на фото…» (иллюзия существования парных половинок лишь подчеркивает абсолют человеческого одиночества: у себя есть только я, с рождения и до смерти).

Все человеческое существование состоит из паттернов, снова и снова, и снова, бесконечно повторяющихся элементов. Из стиральной машины Люси достает множество одинаковых футболок. А в урне обнаруживает множество одинаковых бумажных стаканчиков из-под мороженого (на обратном пути Джейк и Люси заезжают купить мороженое в мороженом киоске, который сюрреалистично стоит на пустыре посреди метели, и от мороженого, которое оказалось слишком сладким, как сюжет стандартного голливудского ромкома с хэппи-эндом, становится еще холоднее). Эту одинаковость Кауфман уже не раз интерпретировал и в «Быть Джоном Малковичем», где все персонажи буквально проникали в тело Джона Малковича, и под занавес в Джона Малковича проникал сам Джон Малкович, который сталкивался с уже находящейся внутри толпой Джонов Малковичей; и в «Аномализе», где все персонажи были куклами с одинаковыми голосами.

Как и в «Вечном сиянии чистого разума», Кауфман разбирает на пазлы невозможность человеческих взаимоотношений, которые обречены на конец, не успев начаться. Как и в «Нью-Йорк, Нью-Йорк» (в оригинале «Синекдоха, Нью-Йорк»), где театральный режиссер создал внутри Нью-Йорка декорации Нью-Йорка, и эти декорации разрастались, разрастались, разрастались, пока не подменили собой реальность, и горе-режиссер застрял в поисках верного разрешения этой амбициозной концепции, в «Думаю, как все закончить» Кауфман говорит о подмене: сюжеты существуют исключительно на экране, действительность же совершенно пуста, как чистый лист (белое снежное полотно, на котором разыгрывают свою историю Джейк и Люси) в ожидании текста (как в «Адаптации», где Николас Кейдж сыграл самого Чарли Кауфмана в момент творческого тупика и недоумения, как же закончить сценарий).

К слову, с отсылкой на «Адаптацию», где вымышленный брат-близнец Чарли Кауфмана продает за большие деньги коммерческий сценарий сплошь состоящего из клише психологического триллера, ближе к финалу в «Думаю, как все закончить» появляется маньяк. Вернее иллюзия маньяка, якобы наблюдающего за поцелуем главных героев. Этот несуществующий и не к месту появляющийся маньяк – такое же факсимиле из кинематографа, как не к месту романтический поцелуй в действительности несостоявшихся отношений (над этим штампом Кауфман иронизирует в поданном под занавес перформансе – хореографически-пантомимическом номере с нарочито бутафорским реквизитом вроде красных ленточек, имитирующих кровь).

«Наши мысли – это чужие суждения; наша жизнь – мимикрия; наши страсти – цитата», – цитирует Люси Оскара Уайльда. Главная героиня называется разными именами, занимается разными профессиями (то она квантовый физик, то художница, то поэтесса, то официантка). А на самом деле ее вовсе нет. Ее стихотворение написано другим человеком. Ее картины написаны другим живописцем. Ее аналитический разбор фильма Джона Кассаветиса «Женщина под влиянием» – цитата из рецензии известной критикессы Полин Кейл. Ее официантка – персонаж вымышленной романтической комедии Роберта Земекиса со сладким хэппи-эндом, фрагмент которой Кауфман отснял специально для «Думаю, как все закончить».

Этот ромком по телевизору смотрит самый загадочный персонаж новой шарады Кауфмана – старый уборщик, у которого в финале в руках оказываются домашние тапочки Джейка. Джейка, который, как говорит его мать, в детстве был очень и очень старательным, но никогда ни в чем не побеждал, не был «генусом» (недалекая мать путает понятия «гений» и «генус», второе означает «род», неслучайно же Джейк и Люси, мужчина и женщина, сливаются в единое среднее «я»). И поэтому в одной из концовок (их у Кауфмана фактически несколько) режиссер пародирует приторно торжественный финал «Игр разума» Рона Ховарда. И счастливый Джейк поет песню из мюзикла. Потому что если бы «Думаю, как все закончить» был голливудским мюзиклом «Оклахома!» (именно этот мюзикл герой Джесси Племонса знает лучше всего), Джейк и Люси были бы бравым ковбоем Керли МакЛейном и юной красавицей Лори Уильямс, что трудились на ферме и полюбили друг друга.

Не кино показывает то, что мы проживаем, а мы проживаем то, что показывает кино. Если подумать, новый фильм Кауфмана целиком состоит из цитирования. Его самого тоже не существует, как и его героев. Он – это мы, наша реальная жизнь, целиком состоящая из чужих суждений. Он – чистый лист в ожидании текста.

Анастасия Лях

превью