Фестиваль Рифкина (Rifkin’s Festival)

Вуди Аллен снял еще одно, черт-те какое по счету, кино-рефлексию про себя. Только если в предыдущей работе мэтра, ромкоме «Дождливый день в Нью-Йорке», его экранное альтер эго было юным, вдохновенным, привлекательным, то теперь оно состарилось, стало неуклюжим и корявеньким. Но осталось все таким же влюбленным, как и все другие герои культового нью-йоркского драматурга. «Фестиваль Рифкина» получился как всегда остроумным, ироничным, самоироничным… и самым синефильским и киноманским из всех фильмов старины Вуди, который создал незлобную карикатуру на современное претенциозное мувимейкерство и признался в бесконечной любви к нетленной классике: бергмановскому артхаусу, итальянскому неореализму и последующему модернизму, французской новой волне.

На сей раз действие переехало в Испанию, в живописный курортный городок Сан-Себастьян (Аллен, как известно, уже снимал цикл, посвященный европейским городам, затем вернулся к воспеванию родного Нью-Йорка, а теперь вот опять устроил небольшие вакации в Старом Свете). Антуражем выступил реальный кинофестиваль в Сан-Себастьяне, где, собственно, впоследствии и состоялась мировая премьера «Фестиваля Рифкина» (который, к слову, в украинском прокате стартует аккурат под Новый год, 31 декабря, хотя ленту, где жарит испанское солнце и манят бирюзовые пляжи, новогодней не назовешь, в особенности сейчас, когда из-за локдауна зимний заграничный отпуск никому не светит). Главный герой Морт Рифкин (Уоллес Шон) – киновед и кинокритик, который раньше писал статьи и читал лекции о кино, и ему это нравилось, но затем решил написать толстенный великий роман и… застрял в творческой рецессии.

В Сан-Себастьян Рифкин приехал не по работе, но как спутник своей жены (восставшая из забвения Джина Гершон, секс-символ 90-х), пиарщицы, представляющей интересы пребывающего на волне всеобщего успеха молодого режиссера (Луи Гаррель), полного амбиций, нарциссизма и банальных социальных манифестов вроде «война и голод – это плохо». И в то время как супруга, не сильно прячась, крутит роман со своим подопечным под боком у благоверного, сам Рифкин, недолго тревожась по поводу адюльтера, влюбляется в случайно подвернувшуюся женщину-терапевта (Елена Анайя из альмодоваровской «Кожи, в которой я живу», широкой публике более известная как «доктор Яд» Изабель Мару из «Чудо-женщины»), которая, о чудо, пылает синефильской страстью к Годару, а обожаемого всеми баловня-нарцисса считает высокопарным выскочкой.

Если самым точным молодым экранным альтер эго Вуди Аллена был Оуэн Уилсон в «Полночи в Париже», в котором безошибочно прочитывались ужимки и повадки скромного маэстро, то самым точным пожилым экранным «я» кинематографиста безоговорочно оказался Уоллес Шон, который сыграл немолодого Вуди Аллена убедительнее, чем играл сам Вуди Аллен. И надо сказать, режиссер делает шарж не только на модных современников, исправно угождающих публике, киносообществу и киноакадемикам (напомним, Аллен всегда демонстративно игнорирует церемонию «Оскар», даже когда номинируются его собственные картины), но и на себя самого.

Морт Рифкин хочет, но не может написать роман и бросается в самого себя громкими самоуничижительными фразами, мол, если не умеешь как Толстой и Достоевский, то и вовсе не берись писать (а ведь статьи у него получаются шикарно). Вуди Аллен за свою карьеру написал бесконечное количество маленьких сценариев. Но так ни разу и не снял масштабное, великое, амбициозное кино. И слава богу. Не его это. Ведь он – не Спилберг и не Коппола. И хорошо. Пусть что-то более, а что-то менее удачное, а что-то даже проходное, но Вуди Аллен раз за разом рассказывает маленькие афористичные истории про маленьких людей с маленькими комплексами, самокопаниями, самотерзаниями, включая, конечно, самого себя (чем-чем, а нарциссизмом комик не страдал и не страдает). И в этом – весь Вуди Аллен.

Смотрите легально на MEGOGO

«Если доктор скажет, что жить мне осталось один месяц, то с моим счастьем это будет февраль».

Еще никогда в вудиалленовской комедии не было столько киноаллюзий. Собственно, они и составляют структуру повествования. Параллельно с кинофестивалем в Сан-Себастьяне, красными дорожками, премьерами, пресс-конференциями и ретроспективами, которые преимущественно остаются за кадром, в кадре проходит персональный «кинофестиваль Рифкина», состоящий из киносновидений главного героя. Сюжеты любимых фильмов проецируются на страхи и мечты стареющего, вернее уже состарившегося интеллектуала Морта Рифкина, чуть несуразного, чуть кособокого, чуть сожалеющего о моментах, когда его высоколобость отпугнула людей (женщин, друзей, просто знакомых), сожалеющего о браке, о брошенных лекциях, о строгости к студентам, о больших и мелких жизненных упущениях.

Зрители-любители артхауса и черно-белой классики благодаря «Фестивалю Рифкина» отправляются в забавное и ностальгическое путешествие по легендарным сценам из «Мужчины и женщины» Клода Лелуша, «На последнем дыхании» Жан-Люка Годара, «Скромного обаяния буржуазии» сюрреалиста Бунюэля, «Восемь с половиной» Федерико Феллини, «Седьмой печати» Ингмара Бергмана, причем в последней, знаменитой сцене шахматной партии со Смертью, на месте Бенгта Экерота – камео Кристофа Вальца, который советует «рыцарю» заниматься гимнастикой и не есть фастфуд. Вуди Аллен воспроизводит культовые фрагменты со стилистической точностью и одновременно не то чтобы карикатурным, но откровенным комизмом.

И пожалуй, самая абсурдная и уморительная из аллюзий – отсылка к «Гражданину Кейну» и каноническому, эталонному макгаффину «rosebud» («розовый бутон»); сновидение-флэшбэк в детство главного героя. Сперва недоуменный зритель почти всерьез задается риторическим вопросом «кто такая Роуз Бадник?», загадочная девочка из детства Морта. А затем возникает черно-белый кадр-сон, где юный Морт держит в руках санки, подписанные Rose Budnik. Смешно, нелепо, вздорно, бессмысленно… в самом деле очень смешно.

Анастасия Лях