мама! (mother!)

Да, именно «мама!», именно с маленькой буквы и с восклицательным знаком. Потому что речь совсем не о матери, то есть не о женщине, родившей ребенка (хотя если каждую сцену в фильме воспринимать буквально, то есть в нем и роды, и дитя). Речь, скорее, о вопле, междометии, выражающем ужас. Причем ужас не столько в значении страха, испуга, сколько в смысле невыразимой сердечной боли от потери любимого человека. Мама! – это то самое чувство, когда понимаешь, что любишь больше собственной жизни, а тебя в ответ больше не любят; когда кажется, что сердце вот-вот разорвется, и из груди вырывается только истошный рев.

Да, новый фильм Аронофски – это совсем не хоррор. Хотя во время просмотра действительно жутко и дискомфортно. Завораживающий трейлер, в котором ничегошеньки непонятно, искусно обманывает ожидания зрителя, не то чтобы врет не краснея, но показывает лишь то, что зритель готов принять в рамках двухминутного ролика. Кажется, перед нами новый взгляд на старого «Ребенка Розмари»: подозрительные соседи, сатанистская секта, несчастная героиня, предатель-муж. Но на деле все оказывается недосягаемо далеко от любого, даже самого смелого предположения. И сходу делит публику на два лагеря: тех, кто восхищен увиденным, потому что ничего подобного не ожидал; и тех, кто шокирован и взбешен, потому что «что за бред!», «это что, комедия?!» (именно такие реплики слышались в зале на пресс-показе, хотя на финальных титрах звучали аплодисменты).

«Мама!» – это крик человека с разбитым сердцем. Большинство критиков расценило проект как метафору библейского сюжета. Хавьер Бардем, сыгравший писателя, – это Творец. Дженнифер Лоуренс, сыгравшая жену, – это сотворенная им Земля. Землю Бог заселил людьми, а они превратили ее в руину, загадили, разворотили, вырвали из нее сердце (есть тут и Адам с Евой, и Каин с Авелем, и Эдемский сад, вход в который Господь решает заколотить от греха подальше; и Божий сын, принесенный человечеству в жертву).

Такая интерпретация выглядит как извинение Аронофски в первую очередь перед самим собой за эпичного крупнобюджетного «Ноя»: мол, а теперь я снял ветхозаветную притчу не по голливудским лекалам, а так, как вижу ее сам, со своей авторской колокольни. Не извинением, но отчаянием выглядит иная трактовка, согласно которой «мама!» – история краха одной любви, одного семейного очага. Но и в том, и в другом случае это проект, который Аронофски снял исключительно для себя и о себе.

На одном из постеров Бардем держит в руках аки магический шар, расчерченный подобно глобусу. Этот момент, безусловно, говорит в пользу теории о Земле и Боге. Но вместе с тем глобус может символизировать поглощение, когда возлюбленный или возлюбленная представляется целым миром, целой планетой, и нет больше вокруг никого и ничего.

Смотрите легально на MEGOGO

Несколько лет назад от Даррена Аронофски ушла жена, актриса Рэйчел Вайс. Ушла, как известно, к Дэниэлу Крэйгу. На публике это, конечно же, выглядело как полюбовное расставание: мол, мы остаемся друзьями, будем вместе воспитывать сына. Но теперь очевидно, сколько боли перенес режиссер. Можно ошибочно предположить, что автора в фильме изображает персонаж Хавьера Бардема, человек творческий, самовлюбленный, капризный, у которого на первом месте стоит не жена, а новая книга. Но в действительности Аронофски – это Дженнифер Лоуренс, которая целиком растворяется в муже, отдает ему все, что имеет, боготворит, оберегает, лелеет, отстраивает обитель хрупкого чувства камешек к камешку, дощечка к дощечке, а в итоге осознает, что любовь у нее односторонняя.

«Отдаешь, отдаешь, отдаешь…», – говорит героиня Мишель Пфайффер, подразумевая, что чем больше выкладываешься, тем меньше получаешь взамен. В каждой паре один всегда любит больше, другой же, как говорится, позволяет себя любить.

Камера полностью фокусируется на Лоуренс: на ее пышном теле, полупрозрачной ночной сорочке, густых волосах, босых ступнях, под которыми поскрипывают старые доски. И повсюду, беспрекословно идет за ней. Изображение нарочито снежит, будто напоминая о кинематографической фантазии, о нереальности и условности происходящего, о тумане вокруг планеты Солярис. И вскоре единственным, что занимает внимание оператора, становятся ужас и боль на лице актрисы.

Вспомните то самое чувство, когда изо всех сил пытаешься сохранить отношения, былые близость, тепло, уют, когда кажется, что все это еще живо, еще не остыло, еще тлеет, и можно подуть, и огонь опять разгорится. Но сколько ни дуешь, зола не вспыхивает. Склеиваешь, отстраиваешь, а все равно все обреченно и необратимо сыплется. Оттираешь, оттираешь, оттираешь, но если что-то на этом месте погибло, то пятна крови не вывести.

И наступает страшный момент, когда ты в собственных отношениях чувствуешь себя посторонним, что-то совершенно чужое бесцеремонно врывается и становится между тобою и тем, кто еще вчера был или как минимум казался самым родным. И это чужое, наглое идет и идет, валит бесконечным потоком, сносит, ломает все на своем пути, все то бережно склеенное, отстроенное, отдраенное, отполированное любящими руками. «Зачем вы все рушите?!» – в слезах вопрошает героиня Лоуренс, когда толпа нахальных незнакомых людей у нее на глазах разносит ее маленькое личное счастье в клочья, обращает ее очаг, ее гнездышко на пепелище. И незнакомкой, посторонней, чужачкой уже здесь становится она сама.

Аронофски запечатлел и то, как в их отношения с Рэйчел Вайс врывалась общественность: папарацци, светские хроникеры, фанаты; как превращали их попытки заштопать разлагающийся на части брак в хаос и театр абсурда.

Но что для одного закончилось разбитым вдребезги, сожженным в пыль сердцем, для другого стало чистым листом, новым началом.

Однако не все так печально, как кажется. Как и сын Божий, сердце режиссера воскресло и теперь занято Дженнифер Лоуренс, с которой завязался роман на съемках «мамы!».

Анастасия Лях

мама кадр 1