Рождественская песнь (A Christmas Carol)

Если вам кажется, что Роберт Земекис в 2009 году снял не по-рождественски мрачную и совсем недетскую анимацию по повести Чарльза Диккенса (которая и в исходнике-то не особо светлая), значит, вы еще не смотрели свежую британскую телеадаптацию из трех серий, в которой роль Эбенезера Скруджа (законченного скряги-толстосума, мизантропа, ненавидящего Рождество и рождественскую радость, в гости к которому в самый канун праздника поочередно наведываются три духа) виртуозно исполнил Гай Пирс. И да, у Земекиса добавочной жутковатости придавала технология «захвата движения», способная даже самых симпатичных персонажей сделать отталкивающими, а несимпатичных и подавно. Но в новой версии все настолько жестко, настолько по-взрослому, настолько без украшательства горькой реальности, что даже создает новые оттенки зрительского самоощущения – эдакий пик рождественского дискомфорта.

Эта бибисишная экранизация (которая начинается с изображения могильной плиты и наполненных ненавистью слов неизвестного мальчишки «будь ты проклят, чертов стяжатель», писающего на заснеженный надгробник и тем самым обнажающего имя и фамилию покоящегося в могиле мертвеца) однозначно противопоказана детям, а для взрослых может сойти за подлинное рождественское испытание. Серая и холодная, как сам Эбенезер, полная физического и морального насилия человека над человеком, она легко прошибает до слез. Причем сперва своей жестокостью, а затем – человечностью. А Пирс выдает колоссальную трансформацию героя с неподлежащей ни единому сомнению убедительностью. И добивается симпатий к своему подчеркнуто антипатичному персонажу не в финале, когда осколок льда из сердца вынут, а гораздо раньше.

Для зрителя путешествие, в которое духи силком отправляют закоренелого скупердяя и человеконенавистника, совершившего в жизни немало ошибок и немало зла, оказывается не менее неуютным, чем для самого Скруджа. И эти неудобство, стеснение, тягота вырисовывают однозначно новую и непривычную грань праздничного настроения, когда знаешь, что в финале все равно наступит правильное Рождество, счастливое, душевное, полное взаимного человеческого тепла и добрых искренних пожеланий, но до тех пор целиком впитываешь предложенную создателями шоу горечь, терпкую, густую, грузную, меланхоличную.

«Рождественская песнь» загоняет зрителя в состояние, как если бы пришлось зимой выйти на холод в одном только исподнем, и как если бы некая нестабильная магия извне то наколдовывала пальто, то отнимала обратно, то опять наколдовывала, а затем вновь отнимала. Вот мы оказываемся в хмурой неотапливаемой (из соображений экономии) конторе мистера Скруджа, в которой замерзли даже чернила в чернильнице, и подобно этим чернилам от холода застывает и кровь в жилах. А вот Эбенезер, похожий на сухофрукт в сюртуке, с редкими поседевшими прядями сальных волос, тяжело ниспадающими на скуластое иссушенное лицо, заботливо накрывает одеялом подмерзшую на улице лошадь, и по телу разливается толика тепла.

«Я старался не думать о лошадях», – скажет Эбенезер во время своего путешествия в прошлое, когда окажется в самом эпицентре катастрофы посреди обрушившейся угольной шахты, что некогда принадлежала ему и его компаньону и обвалилась вследствие желания собственников сэкономить, похоронив под собою десятки человеческих жизней и нескольких тягловых пони. Антигерой «Рождественской песни» будто осознает все то плохое, что происходило и происходит (и может произойти) с его подачи, но облегчает себе жизнь и совесть, стараясь не думать.

Смотрите легально на MEGOGO

Собственно, «стараться не думать» – главный жизненный принцип большинства из нас, необязательно плохих людей, но и вполне хороших, или как минимум тех, что таковыми себя считают. Мы, «хорошие люди», не совершаем зло напрямую, но, увы, обладаем неудобным знанием, что мешает жить счастливо и безмятежно: знанием, что зло точно есть и точно происходит неподалеку. И конечно же, «стараемся не думать». Так что в той или иной степени все мы – Эбенезеры Скруджи.

К слову, сопродюсером сериала выступил Том Харди. Но, к сожалению, в кадре актер не появился. Хотя он вполне мог бы сыграть призрака будущего Рождества вместо Джейсона Флеминга.

Анастасия Лях