Еще по одной (Druk)

Самый видный датский актер современности Мадс Миккельсен в этой, казалось бы, довольно простой и буквальной картине, в то же время поднимающей крайне важный социальный вопрос самым нетривиальным образом и создающей максимально выразительное и многоцветовое настроение от легкой комедии до частной трагедии и наконец драмы целой нации, делает много непривычных для себя вещей: чуть-чуть пьет, сильно пьет, чуть-чуть фривольничает, чуть-чуть буянит, сильно буянит, танцует джаз-балет…

В рамках кинофестиваля «Киевская неделя критики» показали новую режиссерскую работу Томаса Винтерберга «Еще по одной». 12 ноября фильм должен выйти в широкий украинский прокат. И несмотря на то, что он посвящен проблемам Дании, предмет его дискуссии определенно резонирует со всем человечеством в целом и практически с каждым человеком в отдельности, который хотя бы раз в жизни столкнулся если не с собственным алкоголизмом, то с алкоголизмом близкого, родственника, друга, соседа, знакомого… Да и необязательно конкретно с алкоголизмом, а с практически неподдающимся лечению возрастным душевным декадансом.

В центре сюжета – четверка немолодых друзей, перешагнувших сорокалетний рубеж и переживающих классический кризис среднего возраста или так называемый «мужской климакс». Персонажи Миккельсена, Магнуса Милланга, Ларса Ранте и Томаса Бо Ларсена – это такой датский вариант «Квартета И», которые остроумно поведывают зрителю не только то, «о чем говорят мужчины», но и то, о чем мужчины пьют.

Герои Винтерберга не заводят молодых любовниц (Мартин, персонаж Миккельсена, с полной серьезностью и ответственностью говорит о гипотетической измене жене, которую, к слову, играет Мария Бонневи, много лет тому назад снявшаяся у Андрея Звягинцева в «Изгнании»: «Нет, не могу. Она – мать моих детей. Она заботилась о моем отце, когда тот болел. И я ее люблю»), не мечтают о Жанне Фриске, не едут к морю на рок-концерт. В один прекрасный момент они цепляются за сомнительную научную теорию, утверждающую, что каждому человеку с рождения не хватает в крови 0,5 промилле алкоголя, и восполнение этого недостатка якобы должно раскрыть нераскрытый потенциал и сделать человека по-настоящему счастливым. Ну и, ясное дело, начинают проверять теорию на практике.

Оригинальное датское название «Druk», созвучное с английским «drunk» («пьяный»), собственно, так и переводится: «Запой» или «Бухать». Уже несколько лет Дания, одна из самых богатых и процветающих стран в мире, с максимально высоким уровнем жизни, фиксирует среди населения эпидемию алкоголизма. Статистика утверждает, что рекордное количество датчан испытывает стресс и страдает от депрессии, которые глушит алкоголем. И особенно остро стоит проблема алкоголизма среди подростков.

Смотрите легально на MEGOGO

Видимо, поэтому Винтерберг делает своих героев школьными учителями, а вводной сценой выбирает пьяную балаганщину старшеклассников в общественном транспорте. Инцидент этот выносится на рассмотрение учительского комитета, где обсуждается возможность запретить детям употреблять спиртное. «Это нереально. Это как пытаться закрыть Лас-Вегас», – переговаривается между собой четверка центральных фигурантов будущего действа-эксперимента, рискующего не только наломать дров, но сломать несколько (больше, чем четыре) жизней.

Стоит отметить, что четверо героев живут совершенно по-разному, в разном эмоциональном окружении и испытывают тягость разного характера и происхождения. Мартин, учитель истории, много лет как просто потух и дома, и на работе, растратил жизненную энергию, перестал включаться и присутствовать в происходящем, призраком сидит что в классе, несвязно рассказывая про Черчилля и промышленную революцию, что дома за обеденным столом или с женой в постели. Николай наоборот, вымотан нон-стоп дурдомом, творящимся в квартире, где орава его малолетних отпрысков постоянно мочится ему на голову, причем буквально. Петер, тонкой душевной организации учитель музыки, в силу робости и деликатности никак не может завести девушку. А Томми, учитель физкультуры, – старый неизлечимый холостяк, одиночество которого согревает старый-старый пес, уже настолько немощный, что его необходимо выносить на руках, чтобы тот справил нужду.

Винтерберг, накрывая зрителя переменчивой волной от откровенного комизма (врезка документального видеоряда из публичных выступлений известных нетрезвых политиков от Брежнева до Ельцина) до очень горькой, но вполне ожидаемой и напрашивающейся трагедии, виртуозно демонстрирует градацию повышения алкогольной дозы и обратно пропорциональную деградацию человеческого лица. Сквозь слезы, сменяющие смех, мы наблюдаем неизбежный регресс, сменяющий прогресс. И становимся свидетелями эдакого преступления против себя: приличные, интеллигентные, уважаемые люди скатываются буквально и фигурально в горизонтальное положение постыдности и самоунижения, опять же фигурально и буквально оказываются в луже (неслучайно, конечно же, у одного из героев писались дети, а у другого пес; первое было казусом, второе – трогающей слабостью; а вот взрослый здоровый мужик в луже из собственной мочи оказался зрелищем срамным и мерзким).

Эксперимент начинается хорошо и весело, заканчивается, конечно же, плохо и грустно (в противном случае режиссер прослыл бы популяризатором и защитником пьянства). Но Винтерберг (который после амбициозного «Курска» вернулся к маленькому проекту на родине и снял свой лучший фильм со времен «Охоты») не поучает, а лишь демонстрирует результат. И с любопытством исследователя разбирается в сути болезни, которая да, действительно предлагает потенциальному потребителю испытать пик активности, но не дает никакой возможности на этом пике затормозить и закрепиться. Как ни крути, преодолев вершину, стремительно катишься вниз. При этом трагикомедия Винтерберга куда оптимистичнее, чем «Пьянь» с Микки Рурком или «Покидая Лас-Вегас» с Николасом Кейджем, потому что всеми силами сторонится унылой темы одиночества (и именно поэтому героев четверо вместо фокуса на одном депрессирующем Мартине).

В финальной сцене беспечного пьяного единения учителей и их выпускников, единения старости (или пускай постзрелости) и юности, особенно выразителен мотив реквиема по безвозвратно ушедшей молодости и радости просто от того, что молод и все еще впереди. Раскованный и хулиганский танец Мартина, чуть неуклюже воспроизводящего балетные па, хоть и заряжен разудалыми мажорными аккордами, все равно источает горечь трезвого отчаяния, осознания того, что рано или поздно придет, как констатировал другой известный накативший киноперсонаж, «конец новогодней ночи… завтра наступит похмелье, пустота…».

Анастасия Лях

превью