Последнее десятилетие определенно стало ярким ренессансом хоррора. Как арт-ужаса, так и жанрового. Этот, казалось бы, «низкий» жанр, приравниваемый к комедии, снова начал мелькать на фестивалях и номинироваться на престижные награды, включая «Оскар», как и в эпоху своего расцвета, 60-70-е, когда вышли «Призрак дома на холме», «Ребенок Розмари», «Изгоняющий дьявола», «Плетеный человек», «Черное Рождество», «Омен»… Сегодня есть как минимум три режиссера, которые вывели хоррор в ранг большого искусства: Джордан Пил, Ари Астер и Роберт Эггерс. Если вы – киноман и любитель ужасов в частности, эти имена однозначно стоит запомнить.
Дебютная работа Джордана Пила оказалась одновременно и пугающим, гипнотическим хоррором, и остроумной, выразительной политической сатирой на извечную тему белых и черных американцев. Режиссер не стал традиционно высказываться о том, что расизм – это плохо, мол, ай-яй-яй. Но бойко пошутил о том, что белые просто-напросто завидуют черным, отсюда и многовековая ненависть. Завидуют тому, что черные крепче, сильнее, быстрее, выносливее, дольше сохраняют молодость и свежесть, то есть физически куда лучше развиты, чем белокожие задохлики. Вместо классического и поднадоевшего угнетения черной расы зритель получил ироничный и одновременно зловещий шарж на белых, что в глубине души мечтают быть черными, делают свои «черные» дела в отдаленной фешенебельной местности, но сталкиваются с неожиданным сопротивлением и жестким, разудалым возмездием от одного, казалось бы, непримечательного бро.
Во второй работе Пил, делая отсылки и к ку-клукс-клану, и к «Алисе в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла, опять же высказался на тему расизма завуалированно и нетривиально. В истории о зловещих двойниках, восставших из зазеркального подземелья, чтобы истребить наземные версии и занять их место наверху, угадывается все то же восхождение черной расы, которая долго-долго-долго ходила под белыми в холоде и темноте. Так долго, что онемела. Пока однажды из глубины не прорезался ввергающий в мандраж гортанный голос, политический голос. Этот аллегорический голос в фильме буквально воплотила Лупита Нионго, научившаяся говорить так, будто сам ад сглотнул и срыгнул членораздельными словами свое недовольство человечеством.
Реинкарнация (Hereditary, 2018)
Этот дебют Ари Астера, в котором роскошно сыграла Тони Коллетт, в оригинале звучит как «Наследственность». И именно это название отражает суть. Астер поднял мистический хоррор об идолопоклонстве темным силам и переселении душ на уровень «высокой» древнегреческой трагедии, где все герои, члены одной семьи, во-первых, конечно же, умирают, во-вторых, не способны ничего контролировать и противостоять злому року, их судьбы заведомо решены, их действия – жалкие потуги связанных нитями марионеток (отсюда и образ «живого» голого обезглавленного тела, похожего на тушку безголовой курицы, что после того, как стоящая над ней «высшая сила» рубанула баклушку, продолжает бегать и суетиться). И в этом же отсылка опять-таки к мифологии, где часто фигурируют существа с разнородными головой и туловищем. Чтобы подчеркнуть мотив неизбежности уготованного для персонажей финала (наследственности, которой человек не в силах противодействовать) и их абсолютную беспомощность перед фатумом, Астер делает главную героиню художницей-миниатюристкой, которая создает макет собственного дома с человечками-фигурками и воспроизводит сцены из реальной жизни, и куклы, естественно, безропотно подчиняются воле кукловода.
Солнцестояние (Midsommar, 2019)
Вторая картина Ари Астера, вдохновленная оригинальным «Плетеным человеком», спустя почти что полвека после великой ленты Робина Харди стала вторым лучшим фильмом в истории, снятым в жанре фольк-хоррора и эксплуатирующим темные стороны язычества. Совершенно лишенное трафаретных джампскейров, «Солнцестояние» опровергает и другие хоррор-каноны: чтобы быть жутким и пугающим, вовсе необязательно быть ночным, холодным, мрачным. Астер предложил дневной, жаркий, солнечный ужас, от которого волосы встают дыбом. Психоделия разговаривающих цветов, перманентно движущейся природы, слепящего празднества солнцеворота сопровождается щекочущими желудок ударами шокера: раздутым физическим уродством вследствие инцеста, лобковыми волосками в пирогах, размозженными в кисель головами. А главная героиня – феминистская аллюзия на Машу, поборовшую Медведя.
Ведьма (The Witch: A New-England Folktale, 2015)
Полное название дебютной работы Роберта Эггерса – «Ведьма: Сказка Новой Англии». Погружение в гнетущую, патриархальную атмосферу пуританского северо-востока Америки семнадцатого столетия выглядит документально точным и убедительным (актеры даже разговаривают на подлинно староанглийском), засасывающим в нравственное болото религиозного фанатизма, насильственной, авторитарной мизогинии и салемских реминисценций. Именно Эггерс раскрыл миру неземную внешность и актерский талант юной Ани Тейлор-Джой, героиня которой терпит репрессивные нападки со стороны собственной семьи, но в конце концов обретает полные свободу и эмансипацию. И этот феминистский акт разворачивается на фоне детализированных декораций средневекового аскетизма, фермерской грязи, социальной изгнанности и демонического фетишизма.
Во второй полнометражной работе исследователь новоанглийского фольклора обращается к древнегреческой мифологии, а именно к мифу о Прометее, похищении огня и наказании. Известную легенду Эггерс завуалированно помещает в камерный эстетский черно-белый хоррор, разыгранный двумя отличными актерами (Уиллемом Дефо и Робертом Паттинсоном) на безлюдном островке. Они – смотрители маяка, старший смотритель и младший помощник. Старший (в какой-то момент Дефо и впрямь возникает в подобии Зевса) не подпускает младшего к фонарю, бережет свет как зеницу ока, эгоистично присваивает свЕтилище. А младший рвется к запретному сиянию. Брутализация античной возвышенности сопровождается эффектными винтажными приемами в лучших традициях немого немецкого экспрессионизма.
Тихое место (A Quiet Place, 2018)
В продолжение темы осовременивания немого кино. Режиссер Джон Красински на основе, казалось бы, простого невыразительного сюжета о постапокалиптическим мире, в котором практически всех людей истребили загадочные прожорливые слепые твари с исключительным слухом, создал абсолютно новаторский ракурс беззвучного, «тихого» кино, своего рода антипопкорн-муви. Герои на экране не шумят, чтобы не накликать монстров. А зрители в кинозале не шумят, не чавкают и не хрустят, не комментируют и не бузят, чтоб не нарушить магическую тишину.
Заклятие (The Conjuring, 2013)
Джеймс Ван тоже преуспел в жанре и запустил одну из самых успешных хоррор-франшиз. Что выделяет «Заклятие» из ряда прочих ужастиков об одержимости демонами, домах с призраками и зловещих куклах? Во-первых, сценарий основан на реальных инцидентах. Не на фактах реального существования потусторонних сил, но на фактах реального существования людей, которые реально верили в присутствие злых духов. Во-вторых, главные роли исполняют звезды первой величины Вера Фармига и Патрик Уилсон (Уилсон – своего рода визитная карточка фильмов Джеймса Вана), убедительно перевоплотившиеся в чету Лоррейн и Эда Уорренов, которые в 1970-х разъезжали по штатам, исследуя паранормальную активность и практикуя экзорцизм. В-третьих, скрупулезная реконструкция ретро-эпохи, включающая декорации, костюмы, реквизит. То есть Вана заботит не только атмосферность ужаса, но и атмосферность времени. «Заклятие» – редкий пример одновременно страшного и уютного хоррора, от которого, несмотря на жуткие музыкальные шкатулки, зоотропы, монахинь и скрюченных человечков, веет чем-то родным, домашним и нежным, как от сцены из сиквела, в которой Патрик Уилсон поет «Can’t Help Falling in Love» Элвиса Пресли.
Оно наступает (It Follows, 2014)
Еще одна любопытная фигура в современном хорроре – Дэвид Роберт Митчелл, чья картина «Оно» («Оно наступает» или «Оно следует за тобой») получила премьеру в Каннах. Митчелл пугает не неожиданным выпрыгиванием из-за угла, но изнурительно монотонным, неотступным, настырным преследованием существа, у которого нет определенного обличья. Преследования, от которого можно избавиться, лишь передав это «проклятие», эту «заразу» другому половым путем. То есть проблему разгуливания СПИДа по планете, катастрофически легко передающегося из рук в руки, режиссер облачил в форму молодежного и фестивального одновременно хоррора о разгуливании некой смертоносной твари, которой совершенно все равно за кем идти, лишь бы за кем-то идти. По пятам, упрямо, неотвязно, неустанно, не зная ни начала, ни конца пути.
Хижина в лесу (The Cabin in the Woods, 2012)
Режиссер Дрю Годдард, начинавший карьеру сценаристом сериала «Баффи – истребительница вампиров», посвятил свой режиссерский дебют критике жанровых клише. Собственно, вся «Хижина в лесу» – эдакая пародийно-изобличительная рецензия на слэшеры, застрявшие в одном-единственном смехотворном лекале. И в то же время это парадоксальное кино, полное поистине неожиданных, безумных, сумасбродных сюжетных поворотов, можно с той же справедливостью назвать и синефильским, под завязку наполненным пасхалками, отсылками, аллюзиями. Как и главные герои, столкнувшиеся с архизлодеем по имени Режиссер, и дерзко нарушившие установленные им (вернее ею) правила, Годдард тоже свысока плюет на все законы, принципы, каноны и традиции кинематографа.
Анастасия Лях
