15 октября в Киеве режиссер скандальной эротической мелодрамы «Любовь 3D», стартовавшей в широком украинском прокате, лично представил картину внушительной толпе любопытствующих зрителей, жаждущих усладиться красивым натуральным сексом и высоким искусством в одном флаконе, и пообщался с не менее любопытствующими журналистами.
Французский кинематографист аргентинского происхождения Гаспар Ноэ – известный провокатор и выпендрежник, регулярно испытывающий публику на прочность. Реализуя на экране свои сексуально-синефильские фантазии, Ноэ экспериментирует с чувствительностью зрителя и скепсисом критика. И хотя постановщик откровенно спекулирует на якобы запретных и шокирующих темах, его крикливые проекты неизменно попадают в программу Каннского фестиваля, хотя и не получают наград. «Один против всех» – история отца-мясника, патологически влюбленного в свою четырехлетнюю дочь. «Необратимость» – фильм со знаменитой сценой жесткого девятиминутного изнасилования Моники Беллуччи в подземном переходе. «Вход в пустоту» – вид сплетенного из наркоты, неона и пластика Токио глазами умершего наркодилера, чья душа не хочет покидать землю. И наконец «Любовь» – порнографическая лав-стори о страсти, изменах и боли.
Рецензию на фильм читайте здесь.
На пресс-конференцию Гаспар опоздал на полчаса. Сказали: ехал в киевском метро. Должно быть, все ожидали увидеть брутального самца, эпатирующего позера или по крайней мере художника без каких-либо комплексов. А увидели маленького, приятного и довольно скромного парня, держащего мысли и эмоции при себе. Оттого общение с журналистами, которые стеснялись спросить что-то в лоб и по сути, прошло более чем целомудренно.
– Вы строги с актерами на площадке? Как заставляете их расслабиться в откровенных сценах?
– Для меня важно, чтобы актеры чувствовали себя счастливыми на работе. Можно, к примеру, поговорить с ними о чем-то, что совершенно не касается фильма. Я стараюсь создать на площадке атмосферу каникул. Никогда не стал бы снимать людей, с которыми не поехал бы отдыхать (смеется). Что касается «Любви», мне попались очень чувственные актеры. При этом Карл Глусман, сыгравший главного героя, не является профессиональным актером. Когда я попросил его кончить на камеру, он едва не полетел обратно в Лос-Анджелес, домой (смеется). Впрочем, признаюсь, я был больше сосредоточен на женских ролях и актрисах, хотя история рассказывается мужчиной. На площадке актеры могут говорить вещи, в которые не верят, и делать то, что никогда не делают в реальной жизни, но это не мешает им все прочувствовать и быть убедительными.
– Когда Вы посмотрели свое первое порно?
– (Улыбается) В 10 лет, как сейчас помню. Это был «Датский журнал». На фото красовалась обнаженная женщина, она лежала на кровати, а парень мостился между ее ног. Даже не уверен, что там были видны гениталии, но мне картинка казалась столь волнительной. Тогда я узнал, как делаются дети (улыбается).
– Предложив зрителю «Любовь» в 3D, вы представили три измерения любви. А вообще, по-вашему, их существует сколько?
– Ну, жизнь очень многогранна, и измерений в ней много. Я снял кино о том, как приятно и одновременно больно влюбляться. Многие зрители подходили ко мне после сеанса и говорили, что плакали. И что любопытно: сочувствовали они больше героине, но отожествляли себя с героем. Вообще «Любовь» – кино, которое стопроцентно зависит от актеров и полностью полагается на них. Поэтому я не прописывал диалоги заранее, мы все время импровизировали на площадке. В данном случае харизма артиста гораздо важнее, чем произнесенная им реплика. Уверен, что если бы взял на роли других исполнителей – получился бы абсолютно другой фильм.
– Как Вы относитесь к тому, что критики называют «Любовь» порнографией?
– Это не порно. Это мелодрама. Люди встречаются, влюбляются, расходятся, в конце все плачут – типичная мелодрама (улыбается). Честно говоря, не представляю, как можно снимать о страсти без секса. Секс – самая сильная часть влечения, самый его пик. Все, что я показал в «Любви», я испытал лично. Я так страдал, что казалось, будто меня протыкают иголками… И уверен, что нечто подобное испытал и каждый из вас. Странно, что до меня никто такое не снял, «любовь» – это отдельный жанр в кинематографе, который должен существовать наравне с драмами, комедиями, хоррорами и т. д.
– Вы снимаете кино для себя или для зрителя?
– Моя публика – такие же нормальные люди, как я сам (смеется). А если Вы имеете в виду коммерческий успех фильмов, здесь, конечно, сложно, никогда не угадаешь. «Необратимость» была прибыльной, а следующий мой проект – нет. Тем не менее мне до сих пор продолжают давать деньги и, главное, не пытаются цензурировать и как-либо ограничивать творческий процесс.
– Мне как галеристке интересно, почему Вы устраиваете секс в арт-галереи?
– Хм… галеристский секс? Секс он и есть секс, вряд ли в нем различима географическая принадлежность. Например, аргентинский и французский секс одинаковы, это я точно могу сказать. Правда, японский, пожалуй, другой (смеется). А вообще мой отец – живописец, он всегда был и остается моим кумиром, и огромная часть моей жизни прошла в стенах галереи.
– Как Вы отбирали актеров в «Любовь»?
– Ой, я поначалу думал снять своих близких друзей. Но когда предложил роль подруге, она буквально заверещала: «Неееет! Неееет! Неееееееееет!». Идея «Любви» у меня возникла еще до «Необратимости», и я предлагал главные роли Венсану Касселю и Монике Беллуччи. Однако их напугала необходимость по-настоящему заниматься сексом перед камерой, и в итоге они согласились сняться в «Необратимости», поскольку там хоть и была откровенная постельная сцена, но она не была натуральной. Вообще сегодня с помощью компьютерных технологий можно устроить на экране какую угодно сексуальную сцену и между кем угодно. Например, герои фильмов Ларса фон Триера часто занимаются откровенным сексом, но на самом деле это делается с помощью спецэффектов. Думаю, это и так всем ясно и само собой разумеется, так что даже как-то старомодно такое объяснять.
– А расскажите, как снимали ту знаменитую сцену изнасилования в «Необратимости»?
– На самом деле очень весело (смеется). Снимали мы ее два дня. Моника постоянно переживала, что она ненатурально кричит. Я же переживал, что актрису (звезду и красавицу) нужно по сценарию сильно ударить по лицу. Но у нас на площадке работали профессиональные боксеры, которые знали, как правильно бить, то есть как вовремя остановиться за миллиметр от лица. Самое же смешное произошло с ширинкой насильника. Буквально перед самой подачей картины в Канны мы заметили, что у нашего насильника застегнута ширинка там, где она должна быть расстегнута. О ужас! Мы давай в дико ускоренном темпе исправлять этот ляп с помощью спецэффектов и искусственного члена (смеется). Это было нечто! Но в итоге наш промах с ширинкой в Каннах все равно раскрыли (смеется).
– Вы знаете, что любовь официально входит во всемирный реестр болезней?
– В какой-какой реестр?..
– По слухам, снимая «Вход в пустоту», Вы использовали деньги якудза, японской мафии. Это правда?
– Да это они мои деньги использовали, а не я (смеется). Дело в том, что в Токио каждым кварталом управляет отдельная преступная группировка, и они собирают дань за съемки на их территории. Прям приходит такой серьезный парень в очках, и ты отдаешь ему в руки пачку. Причем у них очень строгий тайминг. Ты такой: «А можно мы еще часок поснимаем? То есть можно мы дадим вам еще денег?» – «Нет!».
– Почему Вы так любите причинять боль?
– Я не люблю причинять боль, что Вы! Я бы никогда, например, не убил животное ради съемки… Мои актеры играют на площадке, они не страдают по-настоящему.
– Не считаете ли Вы, что сексуальные сцены влияют на психологию тинейджеров? Особенно гей-сцены.
– Не считаю. Думаю, в подростковом возрасте сексуальные предпочтения уже сформированы. И вообще сейчас, в эпоху интернета, когда у каждого ребенка есть неограниченный доступ к любому видео в сети, бессмысленно пытаться локализовать влияние. Помню, в детстве чем выше было возрастное ограничение у фильма, тем сильнее мне хотелось его посмотреть. Я даже незаконно проникал в кинотеатры через служебный вход. Теперь же все и всем доступно. Моя дочь посмотрела «Необратимость» (которая гораздо жестче, чем «Любовь»), когда ей было 14, и сказала учительнице в школе, что это лучший фильм, который она когда-либо видела… Знаю, что в России «Любовь» запретили и что в этой стране серьезные проблемы с ЛГБТ. Очень глупо, по-моему.
– Зачем Вы снимаете такое кино, которое отпугивает зрителя?
– Ну, я снимал «Необратимость» не для того, чтобы избавиться от зрителя (смеется). Но мне нравилось, что люди на показах выходили из зала. Значит, им было действительно страшно, а следовательно, я – волшебник (улыбается).
– В «Любви» восхитительный саундтрек. Музыка писалась специально для фильма?
– Нет, музыку мы взяли готовую. Это композиции гитариста Red Hot Chili Peppers, которые он разрешил нам использовать за совсем небольшие деньги. Изначально я не знал, какие именно мелодии хочу включить в картину, но сразу отложил 7% бюджета на музыку. К слову, я давно заметил, что хорошо известные мелодии трогают зрителя больше, чем незнакомая специально написанная для фильма тема. Вообще мы хотели одну песню The Beatles, но она оказалась слишком дорогая.
– Почему в «Любви» нет женского оргазма? Только мужской. Несправедливо (улыбается журналистка).
– (Смеется) А ответ очень простой: мужчине кончить гораздо проще. Может, девушки мне попались медленные… (смеется).
Анастасия Лях
